Сол Беллоу - Приключения Оги Марча

Я кипел от негодования и в то же время чувствовал приближение настоящего горя, которое пересилит теперешнюю боль.

— Что вы имеете в виду? Зачем он одалживал деньги? Чего хотел?

— Если бы он только сказал, зачем ему нужны деньги… Я одолжил их, потому что он твой брат, — его самого я почти не знаю. Он связался с Ноузи Матчником — помнишь, мы еще с ним продавали земельный участок? Сейчас я могу вести дела с такими зубрами, но твой брат — новичок. Саймон заинтересовался тотализатором, но уже после первой игры «Уайт сокс» ему сказали, что он потерял свою долю, и, если хочет остаться в деле, должен принести еще сто баксов; теперь я уже знаю всю историю. Этих денег он тоже больше не видел, а когда стал кипятиться, ему крепко дали в зубы. Хулиганы Матчника избили его и бросили в канаву. Вот такие дела. Думаю, ты знаешь, почему ему так срочно понадобились бабки?

— Да, он хотел жениться.

— С ума сходил по дочке Джо Флекснера — так бы и не слезал с нее. Но теперь этому не бывать.

— Почему? Они же помолвлены.

— Мне жаль твоего брата, хотя он не очень умен и, по - видимому, я потерял семьдесят восемь баксов…

Перед моими глазами стояла жуткая картина — избитый, окровавленный Саймон валяется в канаве. Теперь я не мог говорить о смерти Бабули, о мебели, о выставленной из дома Маме — только слушать.

— Она уже не выйдет за него, — произнес Эйнхорн.

— Не выйдет? Не может быть!

— Мне это Крейндл сказал. Он сосватал ее своему родственнику.

— Неужели Пятижильному? — вскричал я.

— Твой желторотый кузен. Выходит, именно его рука раздвинет эти прелестные ножки.

— Нет, черт побери! Они не могли так поступить с Саймоном!

— А вот и поступили.

— Наверное, он уже все знает.

— Знает ли он? Да он уже был у Флекснера, устроил там настоящий погром, поломал стулья. Девушка заперлась в туалете, а старику пришлось вызвать полицию. Полицейские приехали и забрали его.

Его арестовали! Душа моя разрывалась от жалости к Саймону. Невыносимо слышать и представлять такое.

— Циничная стерва, а? — сказал Эйнхорн. Его взгляд был суров — он хотел вразумить меня. — Крессида [139] Крессида — героиня пьесы У. Шекспира «Троил и Крессида». , переходящая в лагерь греков…

— А где Саймон? Все еще в тюрьме?

— Нет, старый Флекснер забрал заявление, когда твой брат обещал больше не буянить. Флекснер — порядочный человек. Все сделал, чтобы не влезть в долги. На риск никогда не пойдет. Молодчина. Саймона выпустили уже на следующее утро.

— Прошлую ночь он провел в тюрьме?

— Только одну ночь, вот и все, — ответил Эйнхорн. — Сейчас он на свободе.

— Где же он? Вы не знаете?

— Нет. Но дома ты его не найдешь. — Эйнхорн уже собрался пересказать мне слышанное от Крейндл а о Маме, но я признался, что уже побывал дома. Я сидел как ощипанный цыпленок — куда идти, не знал, и встать не было сил.

До сих пор мы существовали вместе, хотя было известно: отец оставил семью, и нам помогает благотворительная организация. А при Бабуле никто, даже Лубин, изучавший условия жизни в неблагополучных семьях, ничего толком про нас не знал. Я ходил на бесплатный пункт раздачи лекарств, хитрил там, но делал это вовсе не из-за денег — просто хотелось таким образом самоутвердиться. Теперь никаких секретов не было, и каждый при желании мог все о нас узнать. Может, поэтому я и не сказал Эйнхорну самую страшную вещь — что Бабуля умерла.

— Я сожалею, особенно жаль твою мать, — начал Эйнхорн, стараясь встряхнуть меня. — Братец твой зарвался. Пошел на поводу у желания. Откуда в нем такой пыл?

Я подумал, что частично подобный вопрос вызван завистью к человеку, способному испытывать истинную страсть. Однако, с другой стороны, Эйнхорн не мог этим не восхищаться.

Постепенно, за разговором, он отвлекся от своей первоначальной цели — утешить меня — и до такой степени разгневался, что силился сложить пальцы в кулак и треснуть изо всех сил по столу.

— Чего тебе волноваться, если твой брат получил по заслугам? Он сам виноват. Бросил тебя на произвол судьбы в этой дыре, продал квартиру, взял деньги, которые я дал ему для тебя, а ты не получил из них ни цента. Будь ты честнее с собой, был бы только рад. Я больше уважал бы тебя, если бы ты признал это.

— Признать что? Что он во всем виноват, а я радуюсь этому? Его несчастью? Чему мне радоваться, Эйнхорн?

— Неужели не ясно, каким преимуществом ты теперь обладаешь? Только будь с ним построже. Он должен признать за тобой это право — ты крепко держишь его за яйца. Тебе ясно? Одну пользу ты уж точно можешь извлечь из ситуации — дай ему понять: ты рад, что он получил по заслугам. Боже мой! Поступи так кто-нибудь со мной, мне бы доставило удовольствие узнать, что этот кто-то жестоко наказан. Если бы я не испытал такого чувства, значит, у меня не все в порядке с головой. Ну да хватит о нем!