Сол Беллоу - Приключения Оги Марча

А тем временем на меня все больше давило то, что раньше поддерживало. Например это место — «Мерритт», сливки и золото, — теперь лишало меня самообладания: сервис, музыка за ужином, танцы; цветы невероятного размера; всюду роскошь, а в придачу возня с миссис Ренлинг. Я с трудом переносил ее капризы. Даже с погодой не везло — стало прохладнее, и зачастил дождь; я сбегал оттуда, где меня легко могла разыскать и начать терроризировать миссис Ренлинг, и бродил по парку с аттракционами в Силвер-Бич. Укрытые сиденья «чертова колеса» почернели, а я промок до нитки — не спас даже плащ (оставшийся от старых времен, не соответствующий моей новой элегантной одежде). Я сидел в палатке, торгующей хот-догами, вместе с ведущими разных шоу, концессионерами, наперсточниками и ждал окончания водных процедур.

Под конец отдыха пришло письмо от Саймона — он сообщал, что едет в Сент-Джо с подружкой и ему везет с погодой. Когда белый пароход причаливал к пристани, я уже был там. От дождей цвета — зеленый и голубой — выглядели свежее и ярче, а холод отступил. С лиц спускавшихся на берег людей еще не сошла городская усталость, они лишь слегка посвежели после четырехчасового пребывания на воде. Семейства, одинокие мужчины, работающие девушки — обычно вдвоем — несли пляжные принадлежности и летнюю одежду; у некоторых этот груз был невелик, но тем не менее присутствовал. Среди пассажиров имелись здоровые люди и инвалиды — с рождения или в результате несчастного случая. Тяжело ступая, они спускались с парохода, проходили по трапу над кромкой воды и оказывались на залитой солнцем мирной лужайке; ослепительные лучи освещали полные робкой надежды счастливые лица, платья, волосы, брови, соломенные шляпки, груди, мечтающие исторгнуть нервное напряжение и наконец вздохнуть в полную силу; свет озарял вещи, столь же древние, как античные города, и даже еще старше; желания и отказ от них вынашивались в чревах, плечах, ногах со времен Эдема и грехопадения.

Над толпой возвышался мой белокурый и загорелый, похожий на немца брат. Одет он был как спортсмен в день Четвертого июля или разряженный цыган и улыбался щербатым ртом без переднего зуба; двубортный клетчатый пиджак расстегнут, пальцы сжимают ручки чемоданов. Его красота таилась в огоньках голубых глаз, овале щек, в мощной, чувственной шее. Он неуклюже ступал по трапу в туфлях с острыми носами — руки напряжены от веса чемоданов, глаза ищут меня в тени причала. Никогда не выглядел он так хорошо, как в тот день, в солнечном свете, среди толпы, в своей яркой, праздничной одежде. Когда он обнял меня, я радостно ощутил его тело; мы улыбались, гримасничали, хватали друг друга за щеки, чувствуя под пальцами щетину, не в силах разжать объятия.

— Привет, старик!

— Привет, мешок с деньгами!

В этих словах не было желания уязвить, хотя, когда я превзошел его в заработках и чуть ли не купался в роскоши, он стал обращаться со мной с ббльшим уважением.

— Как там дела? Как Мама?

— Сам знаешь… глаза. А так — ничего.

И тут он подтолкнул вперед свою девушку — крупную, темноволосую, по имени Сисси Флекснер. Я помнил ее еще со школы, она жила по соседству. Ее отец, пока не разорился, владел магазином одежды, продавал рабочие комбинезоны, прочные перчатки, теплое белье, галоши и все в таком роде; этот тучный, застенчивый, бледный, молчаливый человек был с головой погружен в заботы о собственном деле. Его дочь отличала своеобразная красота — высокая, крупные, но изящные ноги, крутые бедра; большой рот почти совершенной формы, глаза с тяжелыми веками, восхитительными в их сонной эротичности. Ей приходилось слегка прикрывать их, чтобы дарованное природой богатство не слишком бросалось в глаза, — высокая грудь, округлость бедер и прочие достоинства, нежные и гладкие; такое изобилие может повергнуть в изумление юную девушку, вдруг его обретшую. Сисси смотрела неодобрительно — слишком уж я пялился на нее, но кто бы осудил меня за это? Извиняло меня и то, что она могла вскорости стать моей невесткой: Саймон явно влюблен по уши. Он и так уже вел себя как муж; они висли друг на друге, целовались и миловались, бродя в сиянии воздушной и водной стихий, пока я плавал неподалеку в озере. А выйдя на пляж, Саймон, растерев рельефную волосатую грудь, вытирал ее спину, покрывая поцелуями, от чего я испытывал мгновенную боль в небе, будто сам вдыхал теплый аромат и ощущал нежную поверхность кожи. Сколько блеска она излучала, как роскошна была! Словно королевская шлюха.