Владимир Пиштало: Никола Тесла. Портрет среди масок

— А кроме вспышек, перед глазами встают картины? — спросил брата Данила.

Никола кивнул.

— Не пугайся их, — спокойно сказал Данила. — Отдайся им.

Никола со слезами на глазах уставился на брата и пожаловался:

— Но ведь это страшнее всего!

— Кем вам приходится этот прекрасный ребенок? — спрашивали пришедшие гости, тепло улыбаясь Даниле Тесле. После чего оборачивались к младшему Николе и спрашивали: — А это кто у вас?

Братья были похожи, но никто этого не замечал. Тетка Дева, у которой изо рта торчал зуб совсем как у вепря, больше любила Данилу. Любил его и Лука Богич, красномордый охотник, который вечно наставлял на детей ружье и грозился всех перебить. Любил его и сивобородый поп Алагич, который всегда хрюкал, смеясь.

Милутин никогда не упускал случая похвастаться перед посетителями умом Данилы.

— Сколько священнических риз висит на родовом дереве твоей мамы? — нетерпеливо спрашивал Милутин.

— Тридцать шесть.

— Кто был первым?

— Тома Мандич.

— Ах ты, мой золотой!

В школе Данила никогда не читал страничку более одного раза. Все, что он произносил, было умно и правильно.

— Принц! — восхищались родственники.

— Наверное, патриархом станет! — говорил лукавый Лука Богич.

— Пусть станет кем хочет, — трезво отвечал Милан Тесла. — Главное, пусть хорошим человеком будет.

И в отроческом возрасте не было заметно признаков того, что Даниле надоели представления, которые отец устраивал для гостей. Когда отца посещали благородный Данила Трбоевич, великолепный Данила Попович или ревностный Дамиан Чучкович, Данила декламировал на немецком стихи Шиллера, «Unter den Linden», «Ideale» или «Glocke».

— Заметно, что каждую строчку понимает, — хвалил его Чучкович.

— Понимает и чувствует, — добавлял Попович, который сам был поэтом.

К настоящим духовным упражнениям Милутин приступал, когда они с сыном оставались наедине. Он заставлял Николу учить наизусть тексты, тренироваться в ораторском искусстве и угадывать чужие мысли. Тесла наблюдал, как отец иезуитски заглядывает в лицо ученика и приказывает:

— А ну-ка, ударь по Аристотелю!

Он постоянно повторял с Данилой эту игру. Голосом несостоявшегося офицера приказывал:

— А ну-ка, ударь по Декарту!

Пощипывая пушок на верхней губе, Данила обращал взор к окну и начинал:

— Декарт подвергал сомнению собственное существование, подозревая, что видимые вещи — всего лишь декорации, что расставил вокруг него злонравный демон. — Юноша раздумчиво помолчал. После чего возвысил голос: — Мучимый универсальными сомнениями, философ стремился к ясности. В возбуждении или, может быть, из упрямства он произнес знаменитую фразу: «Я мыслю, следовательно, существую!» — Тут Данила улыбнулся и заметил: — Вопрос, мучивший Декарта, в общем-то, не был новым. В четырнадцатом веке Джон из Мирекорта заявил: «Если я говорю, что отрицаю или, по крайней мере, сомневаюсь в собственном существовании, то противоречу сам себе. Могу ли я сомневаться в собственном существовании и не иметь возможности подтвердить это?» Святой Августин, предвидя Декартову дилемму, воскликнул: «Если я обманываюсь, я уже существую!» — Данила Тесла воздел руку и закончил, как тореадор, наносящий быку последний удар: — Наконец, Декарт являлся мыслителем, и ничего странного не было в том, что мышление давало ему возможность достичь ясности. Если бы он был садовником, то подтверждение своему существованию он нашел бы в своем саду. Если бы был музыкантом, то воскликнул бы: «Играю, следовательно, существую!»

— Неплохо, — бормотал Милутин.

А лицо его говорило: «Великолепно, сынок! Ты лучший в мире!»

А что за мальчик с большими ушами и шишковатой головой поглядывает из-за дверей на отца и великолепного брата?

Никола не любил, когда его звали Нико, потому что по-сербски это значит «никто, тот, кого нет». Сквозь приоткрытые двери мальчик смотрел на брата-юношу. Данила был прекрасен, как юный Иосиф. Откуда столько всего в одном существе? Где он всего этого набрался? Данила был мистической загадкой молодости. Он чувствовал ток крови в своих жилах. Удивляясь самому себе, он вслушивался в собственное дыхание. Когда Данила вслушивался, Никола по три раза переспрашивал его, не получая ответа. И тогда он просто пожимал плечами и выходил из комнаты.

— Ты куда? — останавливал его вопросом Данила.

— Иду есть.

— А когда опять проголодаешься?