«Для них». Теперь и она превратилась в одну из «них».
В том-то и дело! Они все чем-то заняты, — а он?.. Понимая, видя по выражению её глаз, по тому, как она скучливо кивает, рассеянно пригубила рюмку, рассекла лопаточкой торт, что воспоминания её нисколько не увлекают, что, по-видимому, она думает о каких-то срочных делах и ждёт, когда он поднимется, чтобы проститься, — прекрасно всё это понимая, гость не может остановиться и всё ещё повторяет упавшим голосом: а помнишь парадную лестницу, балюстраду, где мы часами стояли, глядя вниз… Помнишь то, помнишь это… Да, помню, говорит она. Нет, не помню.
«А Серёгу помнишь?»
«Какого Серёгу?»
«Он приходил к нам на факультет».
Она поджимает губы, мотает головой.
«Ну, такой… Ну, он ещё…»
Пожимает плечами.
«Вас, наверное, всех вызывали», — сказал он.
«Кто вызывал?»
«Когда это случилось».
И опять она ничего не понимает, ничего не помнит, словно вчера родилась на свет: «Что ты имеешь в виду?» Разговор глухонемых. Свидание напоминает телепрограмму с выключенным звуком.
И, словно под крутящимися стрелками часов, она неудержимо стареет: видны морщинки вокруг глаз, пергаментные веки, дрябловатая шея. Неуловимо и неуклонно её лицо тяжелеет, становится жёстче, день опять заволокся тучами, обещали дождь, говорит она, и зажигает люстру, но искусственный свет ещё безжалостней подчёркивает её годы. Но память, о, память ревнива и неподатлива. Память не терпит исправлений, дёржится за своё и отталкивает новые впечатления. Пройдёт немного времени, может быть, несколько часов, и этот новый образ поблёкнет. Останется, вступит снова в свои права та, какой она была на самом деле, какой была когда-то на фотографии, которую эти крысы нашли при обыске. И уже не припомнишь, о чём, собственно, шёл ненужный, прерывающийся разговор. Бесполезно было встречаться.
Я знаю, что ты предала меня. Не хочется ворошить прошлое, я тебя понимаю. Поверь, я на тебя не сержусь: любая поступила бы так на твоём месте. Тебе грозили, ты испугалась, а кто не пугался тогда до обморока, до патриотического восторга? Ты подписала то, что велели, но не подумай, что я пришёл об этом напомнить, дорогая, это не имеет значения. И я не сержусь на тебя за то, что ты сделала вид, будто всё позабыла, даже моё имя… а может, забыла на самом деле? Да, конечно, ты всё забыла. У тебя своя жизнь. Я увидел тебя и подумал, не чудо ли — всё вернулось. Но у тебя своя жизнь, и двух времён не бывает. Ты сидела напротив меня, резала торт, подносила к губам вино и думала, когда же он, наконец, уберётся. У тебя пергаментные веки, морщины и складки у рта, но они разгладились, не правда ли, когда я ушёл. Какое прошлое ты хотела прогнать? Окончила университет, тебя взяли в научный институт, более или менее престижный, более или менее бездельный. Муж, которого выбрала в толпе поклонников, их ведь в самом деле было немало, — пожили, разочаровались — развелись. Чего доброго, и во мне бы разочаровалась, если бы ничего не случилось, если бы каким-то образом ты согласилась выйти за меня. Но ничего и не случилось, не было ничего, забвение — условие молодости, а ты хочешь быть молодой; забыть прошлое, чтобы сохранить красоту бёдер, волнующую походку, этот всё ещё прелестный, полнеющий стан.
V
Иностранец шагает по набережной, сворачивает в переулок, он решил совершить это паломничество, как некогда отправлялись к святым на поклон, накануне опасного предприятия.
В вестибюле, напротив лотка с альбомами и открытками, он протягивает в окошечко деньги, один билет, будьте добры.
«Вы — турист?»
Он величественно кивнул.
«По-русски понимаете?»
«Думаю, что да», — сказал он.
Кассирша показывает на объявление: входной билет столько-то, для зарубежных гостей… ого, это уже что-то новое. Род пошлины на искусство. Иностранец усмехнулся недоброй усмешкой.
«Будьте добры, один билет».
«Вы по-русски понимаете?»
«Это не по-русски».
«А по каковски?» — спросила она саркастически.
«Гражданин, — сказал кто-то за спиной, — или платите, или отойдите».
Подошёл милиционер.
«Вот, требуют билет, а платить не желают».
Иностранец сказал:
«Во-первых, я не требую, а прошу. Во-вторых — почему же это я не желаю».
«Попрошу документы».
Турист шмыгнул носом:
«Я великолуцкий».
«Чего?»
«Из Великих Лук… город такой».
«Знаем, что город. Документы ваши попрошу предъявить».
«Документы?» — спросил турист. Этого ещё не хватало.
Читать дальше