Юй Хуа - Братья

— Хоть на пару лет дольше проживу.

С того дня Линь Хун, как по расписанию, три месяца занималась любовью с Бритым Ли: у него дома в постели, на диване в его кабинете, в ресторане, в клубе, один раз даже ночью в «мерседесе». Бритому Ли так приспичило, что он не захотел ехать ни к себе, ни в офис. Тогда он велел водителю сходить в туалет — хочет он ссать или нет, пускай пойдет посидит на толчке с полчасика, а потом возвращается. Так они вдвоем устроились прямо в тесноте салона и, постанывая да покрикивая, пропыхтели целый час.

Спустя три месяца этого безумного любовного марафона, Ли вдруг решил, что ощущение новизны покинуло его. Он имел Линь Хун на кровати, на диване, на полу, в ванне, в машине, стоя, сидя, лежа, на спине, на животе, на коленях — во всех возможных позах, выжимая из нее все возможные звуки. Когда все это приелось, Ли стал вспоминать прежние деньки и сокрушаться, что не разложил Линь Хун на двадцать лет раньше. Он рассказал ей, что тогда, едва на поселок падала тьма, он представлял себе пару-тройку частей ее тела и принимался за рукоблудие.

— Да ты знаешь вообще, сколько дней в году я продрочил из-за тебя? — спросил он.

— Нет, — покачала головой Линь Хун.

— Триста шестьдесят пять. Даже на Новый год и в праздники. — Сверкая глазами, он проорал: — А ты тогда была девушкой!

Прокричав так три раза, Ли решил отправить Линь Хун в Шанхай сделать операцию по восстановлению девственности. После этого он хотел заняться с ней любовью по всей форме, причем сделав вид, что все происходит за двадцать лет до этого. А там уж они больше никогда не будут спать друг с другом. Размахивая руками, Ли объявил:

— Потом верну тебя Сун Гану!

Линь Хун, осознав, что пришло время расставания, вдруг почувствовала боль утраты. Она с лихвой утолила свое бешенство в безумии Бритого Ли. Ее тело и душа отделились друг от друга так далеко, словно между ними лежали моря и горы: душа каждый день стремилась к Сун Гану, а тело жаждало Бритого Ли. Она не знала, как сможет сносить бесконечные ночи без его мощи. Ее желание, словно лесной пожар, было никак не погасить. Она с горечью ощущала, что уже не сможет вернуться к прежней ясности души и умеренности страстей. За это она ненавидела себя, но ничего не могла с собой поделать.

Интуиция подсказывала Линь Хун, что Сун Ган скоро вернется. Чжоу, утащивший его с собой, уже месяц назад внезапно объявился на пороге закусочной семейства Су. Линь Хун слышала об этом. Увидев его, она хотела было подойти и вызнать все про Сун Гана, но едва заметила подъехавшую белую машину Ли, как вся ее смелость растворилась, словно дым. Потом она попросила бывшего Писаку расспросить как и что. Так Линь Хун узнала, что Сун Ган пока домой не собирается и что он по-прежнему ведет на Хайнане свой бизнес по торговле БАДами. Чжоу Ю поведал Писаке, что Сун Ган разбогател и возвращаться в Лючжэнь ему теперь ну совершенно неинтересно.

Но на сердце у Линь Хун по-прежнему было неспокойно. Каждый день она боялась, что внезапно нагрянет муж, и от этого ее желание стало мал-помалу остывать. Вспоминая о Сун Гане, она заливалась слезами и казалась себе преступницей. Так она стала меньше желать Бритого Ли. Ей казалось, что трех месяцев, проведенных с ним, вполне довольно. Когда же вернется Сун Ган, она станет заботиться о нем пуще прежнего, ведь она знает Сун Гана — самого доброго мужчину на свете, который все равно будет неизменно любить ее, какое бы предательство она ни совершила. Потому-то Линь Хун надеялась разорвать свои отношения с Ли до возвращения мужа. Вот она и согласилась без единого звука на операцию.

На следующий день Бритый Ли отправился с ней на «бэхе» в Шанхай. Он собирался на целых полмесяца укатить по делам в Пекин и на севера. Ли знал, что операция займет не больше часа, и велел Линь Хун дожидаться себя в Шанхае. Шофер с шикарным авто остались в полном ее распоряжении. Ли наказал ей ничего на себя не жалеть: есть, пить, развлекаться, гулять по магазинам и затариваться шмотьем.

А Чжоу Ю объявился в Лючжэни в октябре, в самый разгар золотой осени. Как и в первый раз, он вышел из здания автовокзала с двумя картонными коробками в руках, но теперь в них покоились не импланты, а детские игрушки. Чжоу кликнул велорикшу и влез на сиденье, словно блудный сын, нежданно вернувшийся домой. Всю дорогу он пялился на идущих мимо лючжэньцев и разочарованно говорил вознице:

— Да ничего не поменялось, считай. Те же рожи.

Когда велосипед добрался до закусочной Сестренки Су, Чжоу вылез наружу и заплатил рикше на три юаня больше, чем надо, чтоб тот потащил за ним увесистые коробки. Сам он важно вплыл в закусочную и, заметив за кассой Сестренку, сделал вид, что вернулся после коротенькой командировки, а не целого года загадочного отсутствия.