Тетка Су, которая все это время слушала клятвы злобствующих компаньонов, от страха стала белее мела. Дослушав до шашки, она приняла все за чистую монету и, глядя на изнеженные руки Портного, обеспокоенно закудахтала:
— Да у Ли шея толщиной с хорошую ногу, ты отрезать-то сможешь?
Портной замер на секунду, а потом подумал, что и правда, мастак по этой части из него не большой.
— Не обязательно голову, — поправился он.
— Если не голову, — завизжал Точильщик, — то яйца.
Но Портной несогласно замотал головой:
— Не, такая подлянка мне не по силам.
Компаньоны вовсе не бросали слов на ветер: каждый, кто встречал на улице Бритого Ли, спешил съездить ему по морде. Как писатель славится своими литературными штучками, так и драчун — своими выкрутасами, и каждый бил в собственной неповторимой манере. Кузнец Тун, завидев Бритого Ли, мгновенно вскидывал правую руку и одним шлепком опускал ее на противника, у которого тут же подкашивались ноги. После этого Кузнец подчеркнуто корректно отправлялся восвояси. Он отродясь не бил по второму разу, а добивался всего одним ударом. Портной Чжан, заметив Ли, принимался с досадой вопить «ты, ты, ты!», поднимал кулаки и махал ими перед лицом обидчика. Ближе к лицу его кулак превращался в выставленный палец, который, как игла машинки, прошивал Ли всю физиономию. Портной был все равно что мастер массажа.
Зубодер Юй подходил к задаче профессионально. Он нацеливался прямо в рот Бритому Ли своей рабочей правой рукой и бил по зубам, пока изо рта у того не начинала течь кровь, а на пальцах Зубодера не оставались отпечатки зубов. Юй вскидывал ушибленную руку и принимался махать ей, будто обожженной. Он ойкал и радостно думал, что Ли небось потерял уже все свои клыки, но тот каждый раз встречал его белозубой улыбкой. Зубодер удивленно просил его открыть рот и пересчитывал зубы — все были на месте. Поэтому, мутузя Бритого Ли, он всякий раз восторженно вздыхал:
— Хороши зубы!
А Точильщик Гуань вел себя, как настоящая сука. Первый раз он нацелился Бритому Ли промеж ног, причем сначала обманным приемом попинал его по ногам, так что тот, раскорячившись, согнулся пополам, обнажая ширинку. Тут Точильщик и пнул его прямо по яйцам, и Ли упал, обхватив себя за живот, и катался по земле от боли. После первого раза Ли, едва завидев Точильщика, сжимал ноги что было мочи и прикрывал ширинку руками с тем прицелом, что как бы ни колошматил его Точильщик, а он все равно будет до последнего защищать свои яйца. Гуань пинал его по ляжкам и так, и сяк, и лягал по бедрам, обливаясь потом, но ноги Бритого Ли так и оставались сомкнутыми. Точильщик бесился и орал:
— А ну разведи, разведи…
Но Ли отрицательно мотал головой и, высвободив левую руку, тыкал пальцем в свое сокровище:
— Уже и так перевязали, ты бы хоть пожалел их, отпусти их с миром.
Мороженщик Ван бил так, словно резал тупым ножом мясо. Всякий раз, встретившись с Бритым Ли, он принимался реветь, будто только что потерял родителей. Схватив Ли за ворот, он бил его прямо по лицу, пока тот, прикрывая голову, не опускался на карачки. Мороженщик придавливал его левой рукой и, найдя опору своему шатающемуся телу, правой клал удар за ударом. Он всегда бил не меньше часа, а минут двадцать из этого часа тратил на передышки. Восстанавливая дыхание, он принимался плакать и со слезами на глазах говорил зевакам:
— Пятьсот юаней!
Пятеро компаньонов колошматили Бритого Ли с самой весны и до жаркого лета. Ли стал выглядеть как раненый солдат, вернувшийся с поля боя. Всякий раз, если у него не была разбита физиономия и расквашен нос, то, значит, висела рука или хромали ноги. К тому моменту Ли разгуливал по улицам в драной одежде с волосами длиннее, чем у Маркса, и бородой гуще, чем у Энгельса. Прежний грозный Ли неизвестно куда подевался. Теперь он выглядел, как настоящий побирушка. Когда Ли оброс волосами, наши лючжэньские дарования тут же придумали ему звездные западные прозвища. Писака Лю звал его битлом, а Стихоплет Чжао — Майклом Джексоном. Наши лючжэньцы оставались в полном недоумении. Они-то из звезд знали одну Терезу Тэн* и понятия не имели ни о битлах, ни о Майкле Джексоне. Все тут же бросались спрашивать у дарований, кто это такие. Но те, нарочно напустив на себя важный вид, уходили прочь и думали про себя, что эта деревенщина вообще ничего в жизни не понимает. Юные дарования были до глубины души возмущены неотесанностью лючжэньских обывателей и гордо удалялись, не желая быть запятнанными этой скверной. Народу ничего не оставалось, как спросить у самого Бритого Ли. Хотя он понятия не имел, о ком шла речь, но с радостью отвечал на вопросы зевак.
Читать дальше