Сергей Солоух - Игра в ящик

Игорь Валентинович, Игорь Валентинович Пашков, так звали человека, которого через секунду Боря Катц предполагал увидеть. Этого Валентиновича он вспомнил не сразу, и как было неудобно тогда, в электричке, и хорошо, что не пришлось ни разу обратиться, а то сегодня с порога первым делом пришлось бы извиняться за Витальевича или Валерьевича, что без причины осаждали голову.

Но на пороге рот и не требовалось открывать. Дверь в квартиру номер семь Катцу открыла женщина. Ни одного вопроса не задавая, даже не отвечая на Борино растерянное «Здравствуйте, я... извините, здесь...», немолодая, крепко напудренная и обесцвеченная перекисью водорода незнакомка сейчас же пропустила гостя внутрь, и только оказавшись в коридоре, Борис увидел в светлом дверном проеме ближайшей комнаты Игоря Валентиновича.

– Прошу, – сказал он и в свою очередь пропустил Бориса в комнату с диваном, парой кресел и торшером.

И здесь все было не так, как в той квартире, что посещал Борис в Южносибирске, в ничем не примечательной хрущевке на Пионерском бульваре. Комната не была пустой. В одном из кресел сидел плотным боровичком, судя по возрасту и виду, определенно старший по званию, а может быть, и начальник самого Игоря Валентиновича.

– Андрей Георгиевич, – сказал грибообразный, слегка приподнимаясь, но очень чувствительно по ходу сминая Борину ладонь. – Присаживайтесь.

Былою задушевностью, едва ли не интимностью совсем недавних южносибирских собеседований даже не пахло. Целых два свидетеля не на шутку смутили душу Бори, и он ушастым зайкой посмотрел на дверь. Не тут-то было. Предусмотрительный Пашков закрыл за собой белую цельного дерева и, заняв второе кресло у стены, окончательно отрезал угловой диван от выхода.

– Легко нашли? – спросил он ласково.

– Да, – сказал Боря, – голубятники показали.

Игорь Валентинович и Андрей Георгиевич переглянулись. Катц понял, что сморозил глупость. Он хотел сказать, что улицу, начало Кирова, всего лишь навсего, ему показали люди, гонявшие голубей во дворе улицы Власова. Тут, в этом Миляжково, в каждом дворе эти, знаете, голубятни, стоят на курьих ножках, железные, по две, по три в ряд... Маются дурью... Борис хотел поправиться, объяснить, но не было никакой возможности.

– Вы близко знали Евгения Доронина? – соленый, ненадкусанный сразу включился в работу. – Какие-то общие дела, контакты у вас с ним были?

– Только один раз, – честно сказал Борис. – Прошлой осенью, на Оке, в Вишневке...

Игорь Валентинович взмахнул бровями, Андрей Георгиевич порозовел.

– Очень интересно, – кивнул старший. – Расскажите поподробнее...

– Поподробнее не могу, – холодея от ужаса сознался Катц.

– Как так? У вас же прекрасная память, Борис, – удивился улыбчивый Игорь Валентинович. – Фотографическая.

– Или вы были нетрезвы? Пьяны? Наркотические препараты? – строго подрезал грибообразный. – Так было дело?

– Так, – и не думая запираться, выдохнул Катц. – Я был нетрезв и чуть не утонул.

– В реке? Ай-ай-ай, – с неподдельным, искренним сочувствием Игорь Валентинович покатал во рту слюну-конфетку. – В притоке Волги? Не может быть!

– В притоке, – смутился, но эхом отозвался Боря, – Может...

– А спаивал вас Доронин? Доронин угощал? – продолжил на своей стороне орудовать клещами Андрей Георгиевич. – Он вас принуждал пить? Таблетки предлагал?

– Нет, я сам... все сам... водку без закуски... так получилось... А Доронин наоборот... он меня вытащил, – весь в красных пятнах, негатив божьей коровки, пролепетал Катц. – Вытащил из воды.... Мне так сказали. Я сам не помню...

– Кто вам сказал?

– Оля Прохорова.

– А самим с Дорониным вы, что, не общались? Ни до, ни после? Даже спасибо ему не сказали? Как так?

– Мне было... – красное стало багровым с благородной бронзовой прозеленью, – мне было стыдно... Очень неприятно... Даже вспоминать, и то не выразишь... А он вообще такой высокомерный, этот Евгений Доронин, не подойдешь так просто, не заговоришь... Отошьет, и все.

Боря умолк. Товарищи в штатском обменялись взглядами-ласточками.

– Худобля меня отпустил, и я уехал, – неожиданно уронил Борис в тишину.

– Кто, извините? Кто?

Боре показалось, что вопрос был задан хором. Соль, до.

– Бригадир в Вишневке. Это фамилия, вы не подумайте. Товарищ Худобля. Иван Максимович, кажется. Я месяц потом пенициллином здесь, в Миляжково, лечился. Едва отошел... Честное слово.

Игорь Валентинович и Андрей Георгиевич уже не переглядывались. Они долго и пристально изучали один другого. «А я вас сразу предупреждал», – ясно светились очи младшего по званию. «Но не до такой же степени», – в ответ сохла охотничья слюна на чащобных брылах.