Сергей Солоух - Игра в ящик

– Я не буду, – ответил Рома.

– Как?

– Я уезжаю, у меня у сына день рождения. Как раз двадцать девятого. Пять лет исполнится. Не получится, короче, выступить. Ты можешь, если хочешь. Все сегодня запомнила? Или пересказать?

Подцепе показалось, что от обиды у Ленки даже серые, землистые полумесяцы прорезались в неглубоких проталинах под нижними веками. Физический опыт. Затмение луны. Очень похоже. Страница семьдесят один.

– Какой ты, Рома, все-таки заносчивый, – девица повернулась на низких скособоченных каблуках и стала удаляться строго перпендикулярно той линии, по которой еще полминуты назад приближалась. В институтском парке много дорожек. Свинтила. Рома постоял. Докурил беломорину. Смял. Запустил в гущу неухоженной сирени и поплелся на ВЦ.

К шести часам он так ничего и не придумал. Тупик. И никто в тельняшечке с веселым желтым фонариком в темноте и духоте за эту пару часов не объявился. Да и откуда бы? В общем, надо просто звонить. Просто звонить, и все. Код города – 384.

Ромка мог сделать это уже в пять. Мелехина не вернулась. Левенбук уехал в Гипроуглемаш. А Гарик Караулов элементарно смылся, на ходу бросив:

– Схожу в библиотеку, «Глюкауф» полистаю. Расширю кругозор.

С. н. с. Прокофьев и м. н. с. Гринбаум законно догуливали последнюю неделю отпуска. Никого в секторе математических методов. Лишь только Роман Романович Подцепа и телефон. Красный, ушастый, бравый как чан пожарника. И шнур, кудрявый поросячий хвост, торчит из задницы. Можно поставить героя 01 на любой стол. Поставить прямо перед собой и играть в гляделки с десятиоким.

Без двадцати семь Роман собрался. Снял трубку и набрал номер.

– Алло, – ответила Маринка, громко и отчетливо, но тут же где-то рядом вступил Дима:

– Мама, мячик. Мама, мячик...

С минуту, наверное, проблема на том конце провода не давала Маринке понимать слова. Потом она вдруг резко сказала, будто выпрямилась:

– Стой! Подожди ты, Дима. Рома, не поняла. Ты не приедешь?

– Двадцать девятого не приеду. Может быть, в субботу. В субботу. Второго. Еще не знаю, как будет получаться.

– Это папа? Папа? – опять прорвался Димкин голос. Похоже, мячик был забыт и началась борьба за трубку.

– Митя, подожди, сынок, сейчас, – сказала Маринка в трубку, но не Ромке, и только затем уже ему, очень спокойно: – Ну хорошо. Второго, пусть второго.

– Ты пойми, – зачем-то Ромка стал повторять то, что уже сказал сразу, в самом начале, но теперь с глупой и неуместной горячностью, – это такое везение, так не бывает. Никогда на этих семинарах аспирантам, никогда не дают слово, ну вопрос в лучшем случае, два, а тут, можно подумать, я уже кандидат. С собственным направлением...

– Я понимаю, да, молодец...

– Что ты хочешь этим сказать? – Роман не мог понять своего собственного состояния. Его бесило как раз то, что должно было бы умиротворить. Маринкино спокойствие. Нет, равнодушие.

– Ты там случайно еще не начал отмечать успех? – это было сказано беззлобно, вполне по-свойски, по-дружески. Но Ромку понесло. Необъяснимо.

– Маринка, как тебе не стыдно? Отмечать. Ну что ты говоришь, разве не ради вас все это, ты что думаешь, ты чем думаешь я здесь занят, ты...

– Папа, папа! – вдруг в прямо в трубку закричал Дима, какое-то чудовищное замещение контекста, кажется так это называют системщики на ВЦ. – Папа, папа, я придумал! Я придумал, что хочу!

– Что? – второй раз за сегодняшний день не языком, а какой-то другой частью носоглотки спросил Роман, и вновь, как это не удивительно, его услышали. День сверхчувствительности.

– Хоккей! Такую игру на винтиках. Крутишь винтики, и хоккеисты вертятся. Есть у тебя там, в Москве, такая игра? Беленькая с надписями на боках. Есть?

– Есть. Наверно, есть. Конечно, есть. Обязательно...

– Папа, купи. Я хоккеистом буду. Самым сильным.

Рома говорил с сыном, слушал его быструю, всегда звенящую, как тонкая пластинка желтого металла, речь, но вместо счастья, того, что чувствовал всегда, так ждал, любил, испытывал на этот раз какое-то мучительное, постыдное нетерпение. Сыночка, Димку, сегодня слушать не хотелось, хотелось совсем другого: договорить с Мариной, извиниться за непонятно что, полную потерю лица и чувства юмора.

– Ага, ладно. Я понял. Значит, у тебя уже получается допрыгнуть до школьного турника. Молодец. Ты вчера целую минуту провисел? Ах ты, зайц. Как пионер. Что? Как кержак. А, ну да... Прости... А кто такой кержак? Ты уже стал, но еще не знаешь? Не знаешь, кто такой кержак. Кержак – это таежный дядька, крепкий как медведь. А кто сильнее, хоккеист или кержак? Знаешь, я тебе дома расскажу. Вернее, мы проверим в твоей игре. Идет? Ну все, а теперь дай трубку маме.