Сергей Солоух - Игра в ящик

И уж совсем сбила с толку Е. С. Мелехину встреча у дверей парткома, который оказался на третьем этаже, как раз над библиотекой. При приближении двух девушек широкий прямоугольник сам собою отъехал к желтой табличке и черный, плечистый, как наковальня, замдиректора ИПУ А. Ю. Красавкин загородил дорогу. Конечно, где бы ему еще бывать, как не в парткоме, этому человеку, которого звали засланцем и серым кардиналом, присланным, чтобы под дудку какого-нибудь очередного скандального сватовства нынешнего директора, членкора А. В. Карпенко, заменить морально неустойчивого ученого на крепкого производственника, доктора наук. Все правильно, все верно. Никакого объяснения не имело другое.

Афанасий Юрьевич, накрывши девиц тенью, сам протянул барышням руку. Причем первой легонько скомкал и увлажнил ладошку рыжей Ленки и лишь затем остаточную теплоту и сырость командирской длани донес до той, другой, облеченной доверием всей молодежи института Лены. С хорошей и простой фамилией Березкина.

В парткоме, еще дышавшем мускусом августейшего визита, новых гостей ждали. Здесь были товарищ Покабатько, д. т. н., хозяин помещения, секретарь, его зам по идеологии, вечный незримый конкурент Е. С. Мелехиной за ресурсы библиотеки и ВЦ к. т. н. Никонов и – самое для Ленки неожиданное – ее будущий научный руководитель, к. т. н. и с. н. с. Прокофьев. Свой человек.

«Мог бы и предупредить, – с легкой обидой решила Ленка, – не так, через чужих, которые платьями интересуются и макияжем...»

И безусловно рассудила верно, потому что на долю хозяина помещения, Сергея Петровича Покабатько, пришлось одно лишь дежурное вступление:

– Что же вы, Елена Станиславовна, так неактивны... Я в ваши годы не ждал приглашения... Сам искал точку приложения энергии... молодых сил...

А вот основным докладчиком по вопросу выступил именно Николай Николаевич, член парткома, с. н. с Прокофьев, как стрелка лабораторного прибора, нетерпеливо дрожавший и качавшийся на фоне арочного окна все то время, покуда сидевший за своим столом отв. за пож. безопасность помещения мямлил положенное:

– Негоже оправдывать свою инертность загруженностью работой и уж тем более какими-то бытовыми, домашними проблемами... Все это временное, преходящее, а вот общественная деятельность...

Намек, пусть и непроясненный, на какие-то домашние, семейные проблемы совсем не понравился Мелехиной, и она была просто рада, когда, не дожидаясь приглашения, как музыкант на нужной цифре паузы, резко вступил Н. Н. Прокофьев.

– Елена, – сказал ее будущий научный руководитель, качнувшись в красную рабочую область оконной шкалы, – Хочу, чтобы вы выслушали меня очень внимательно. Вопрос одновременно и деликатный, и безотлагательный, поэтому мы вас сюда пригласили, в это единственное в институте помещение, где, скажем так, пока что не загажено...

Ухо товарища Покабатько при этих словах как-то неверно дернулось, но сразу лучик света предостерегающе и грозно подмигнул на застекленном портрете В. И. Ульянова-Ленина над генеральским креслом секретаря парткома.

– Вы, конечно, слышали, – продолжал повизгивать Н. Н. Прокофьев, – о позорном происшествии, имевшем место в Отделении электромеханики. Ваш коллега, молодой сотрудник нашего института Евгений Доронин, размножал подрывные материалы. Сознательно работал на наших идейных врагов, а может быть и за мзду, это сейчас выясняет следствие, но лично меня бы такой факт не удивил, ведь эту нацию не переделаешь...

Все оказалось проще, не так уж многотрудно и долговременно, вопрос о постоянной работе комсоргом не ставился, речь шла всего лишь о разовом поручении, но почему-то именно эти простота и легкость несколько испугали Ленку. Ровно через неделю, в среду двадцать первого, состоится собрание институтского актива, на котором обязательно должен выступить и представитель комсомола, молодой ученый, аспирант, и сказать главное – то, что слишком деликатные, давно зашоренные партийцы пока не могут прямо:

– В том то и дело, что никакой он не Доронин. Хотел всех нас, что тоже очень характерно, элементарно ввести в заблуждение. Скрыть истинную свою сущность. Но стала явной... Бэз! Рахиль Абрамовна Бэз – фамилия его родной матери. Об этом прямо, без обиняков говорить, конечно, к сожалению, еще не время, но выделить, подчеркнуть это без – без корней, без родины, без веры – остро необходимо. И сделать это должен представитель молодого поколения, не замазанной ни соглашательством, ни приспособленчеством научной смены...