Юрий Невский - Железные игрушки — магнитный потолок

С этого места она видела то, что отражалось в зеркале, занимающем почти всю торцевую стену. Видела входную дверь, часть барной стойки, большую картину в китайском стиле (как раз над стойкой). Картина и зеркало — два изысканных дизайнерских акцента в этом длинном (и чем-то напоминающем вагон-ресторан) зале. В зыбком зеркальном мареве Лена любила рассматривать столь же зыбкие и дрожащие, казалось, силуэты дальних гор на картине, водопады, сосновые ветки на переднем плане и… следить за пробегающей, но остановившейся и задумавшейся о чем-то своем белочкой с шишкой в лапках (хотелось сказать, в руках). Иногда Лена думала, что она и есть эта белочка. Картина эта по разнообразию многозначительных смыслов удивительно подходила к тому, как быстро установив столы буквой «П» (поминки) — или «Т» (торжество) — зал бывал преображен как для скорбных мероприятий (по будням), так и для праздничных (в пятницу, субботу и воскресенье гремели юбилеи и свадьбы).

Верхний свет приглушен, полумрак и тихая музыка смягчают, скрадывают пространство. На столиках лампы с абажуром; и кофе варят с душой. В это время из посетителей — почти никого, кроме иногда забредающих и ищущих уединения влюбленных парочек (в основном из студентов, прогуливающих занятия). Позже спускаются пообедать финансовые воротилы с верхних этажей (многие помещения института сданы в аренду коммерсантам).

Раньше, как только Лена приехала в Москву, устроилась в школу — все ей казалось новым, заманчивым, многообещающим. С такими же девчонками (как и она, только что с институтской скамьи и принятыми в школу) — бегали посидеть в совсем другое кафе… Модное, разрекламированное. Одна стена выгибается в нем стеклянным полукругом, сидишь как в аквариуме. Зал наполнен таким чистым и прозрачным светом, будто его специально привозят, этот свет — и вставляют большим радужно-переливающимся кубом. (Привозят, разумеется, двое добродушных эльфов. Где-то у себя в Альпах, среди нагромождения белых прилетевших космических глыб и толстых древесных корней, сплетенных пальцами Бога, размышляющего, создавать ли этот мир дальше? — они аккуратно выпиливают льдисто-прозрачный воздух из плотной высокогорной сини. Пилы с хрустальным полотном жужжат по-пчелиному, работая на земляничном сиропе. Чуть огранив и подправив получившийся куб алмазными надфильками, грузят в фургон-рефрижератор. По ночным дорогам Европы мчится их автомобиль, пятна рекламных огней играют на ярко-красных бортах. Пограничники, таможня, полосатые шлагбаумы… Конечно, такой же природный, озерный и березовый свет можно привозить и откуда-нибудь поближе… например, из Великого Устюга. Но — несовершенство законов, загребущая чиновничья лапа, мздоимцы с полосатыми палочками на дорогах делают невозможным столь простое дело в России.)

Да… все так замечательно начиналось. Но довольно быстро компания от нее отделилась. Возможно, Лена оказалась не столь бойкой? Какая уж тут бойкость… Все дело в тетке, которая собственно и вызвала ее в Москву. Лена окончила пединститут в родном Новосибирске, учитель английского — и вдруг такие перспективы! Московская родственница писала, что все сделает для родной Леночки, слезно просила приехать. Вот и сделала! Как оказалось, тетка была неизлечимо больна и нуждалась в сиделке — безотказной помощнице при мучающей ее годами астме. Как все было красиво и блестяще обернуто! Москва, престижная школа, новая обстановка, знакомства. И что в итоге? Далекий район, одинокая комната, закатывающая по любому поводу истерики тетка.

Все было красиво и блестяще… Как обертка от «Сникерса»… Кажется ничего больше нет на свете, кроме этого «Сникерса». По дороге она покупала в ларьке шоколадный батончик. С одной-двумя чашками кофе посидеть в кафе выходило совсем недорого. Чашка кофе. «Сникерс». Еще чашка кофе. Две или три сигаретки. Иногда успевала проверить тетради. Порой к ней подсаживалась официантка Катя, они даже могли выпить с ней по рюмочке. И всегда это был «ну-коньячок-хорошенький-у-нас-сейчас-есть». Катя, таясь, прибегала с графинчиком.

А Лене хотелось настоящего портвейна.

Запомнилось, одна француженка в телепередаче — а дожила дама до ста с чем-то лет, самый почетный старожил Франции! — говорила, именно то способствовало ее долголетию, что каждый день она выпивала стакан портвейна и выкуривала четыре сигареты. Конечно, портвейн она выпивала самых изысканных сортов, а жила где-нибудь в уютной французской деревушке среди напоенных солнцем виноградников. Жила, надо сказать, на пожизненную ренту. «Ведь самый главный секрет долголетия, — добавила старушка, — это то, что всю жизнь я никогда не работала!»