Джозеф Хеллер - Уловка-22

— Благодарю, сержант, — сказал Эпплби. — Можно и посидеть. А вы не знаете, сколько придется ждать? Мне еще надо сегодня сделать кучу дел, чтобы завтра ранним утром по первому приказу отправиться на боевое задание.

— Как вы сказали, сэр?

— Вы о чем, сержант?

— А вы о чем спрашивали?

— О том, сколько придется ждать, прежде чем можно будет пройти к майору.

— Как только он уйдет завтракать, так вы тут же сможете пройти в кабинет, — ответил сержант Таусер.

— Но, если я верно понял вас, его там не будет?

— Да, сэр, майор вернется к себе только после завтрака.

— Понятно, — неуверенно протянул Эпплби. — Тогда я, пожалуй, зайду после завтрака.

Эпплби покидал палатку в полнейшем недоумении. Когда он выходил, ему почудилось, будто высокий темноволосый офицер, слегка смахивающий на Генри Фонда, выпрыгнул из окошка штабной палатки и проворно шмыгнул за угол. Эпплби застыл как вкопанный и даже зажмурился. Тревожное сомнение закралось в его душу. «Уж не галлюцинация ли у меня на почве малярии или, того хуже, от сверхдозы атабрина?!» — подумал он. Эпплби принял в четыре раза больше таблеток атабрина, чем положено, потому что хотел быть в четыре раза лучше любого пилота в эскадрилье. Он все еще стоял с зажмуренными глазами, когда сержант Таусер легонько похлопал его по плечу и сказал, что теперь, если ему угодно, он может пройти в кабинет: майор Майор только что ушел. Эпплби снова почувствовал себя уверенно.

— Спасибо, сержант. Он скоро вернется?

— Он вернется после завтрака. Тогда вам придется сразу выйти из палатки и дожидаться его у двери, пока он не отправится на обед. Майор Майор не желает видеть никого в своем кабинете, пока он у себя в кабинете.

— Сержант, вы понимаете, что вы говорите?

— Я сказал, что майор Майор не желает видеть никого в своем кабинете, пока он в своем кабинете.

Эпплби выкатил глаза на сержанта Таусера. В голосе его появилось больше твердости.

— Сержант, вы, наверное, пытаетесь меня одурачить только потому, что я новенький в эскадрилье, а вы в Европе уже давно?

— О нет, сэр, — ответил сержант почтительно. — Мне так приказано. Спросите у майора Майора, когда его увидите.

— Именно это я и собираюсь сделать, сержант. Когда я могу его увидеть?

— Никогда.

Побагровев от такого унижения, Эпплби тут же написал рапорт о Йоссариане, приложил к нему таблетки атабрина, которые Йоссариан отказался принимать, и быстро вышел. При этом Эпплби подумал, что Йоссариан, видно, не единственный психопат в офицерской форме.

Когда полковник Кэткарт повысил норму боевых вылетов до пятидесяти пяти, сержант Таусер начал всерьез подозревать, что каждый человек в военной форме — психопат. Сержант Таусер был тощим, угловатым парнем с красивыми русыми волосами, такими светлыми, что они казались вовсе бесцветными, с запавшими щеками и крупными, как лепестки большой ромашки, зубами. Он был фактически командиром эскадрильи, хотя это и не доставляло ему никакого удовольствия. Типы, подобные Заморышу Джо, пылали к нему ничем не обоснованной ненавистью, а Эпплби, дороживший своей репутацией пилота-сорвиголовы и непобедимого игрока в настольный теннис, затаил против него мстительное чувство. Сержант Таусер командовал эскадрильей, потому что больше никто ею не командовал. Военное дело и карьера очень мало его интересовали. Больше всего его интересовали керамика и антикварная мебель.

Почти не отдавая себе в этом отчета, сержант Таусер, как и Йоссариан, привык говорить о покойнике в палатке Йоссариана. На самом деле никакого покойника не существовало. Речь шла о пилоте, который был прислан в порядке замены и убит в бою, прежде чем успел официально доложить о своем прибытии для прохождения службы. Он зашел в оперативное отделение спросить, как пройти в штаб, и тут же был послан на задание, ибо большинство летчиков уже налетало свои тридцать пять боевых заданий, что тогда считалось нормой. Капитаны Пилтчард и Рен испытывали трудности с комплектованием экипажей в том количестве, в каком этого требовал штаб полка. Поскольку формально лейтенант не поступал в распоряжение эскадрильи, то формально его нельзя было и отчислить, и сержант Таусер чувствовал, что переписка касательно этого бедняги будет разбухать до бесконечности.

Фамилия лейтенанта была Мадд. Сержанту Таусеру, не терпевшему ни насилия, ни пустых затрат, казалось возмутительной расточительностью доставлять воздушным путем человека через океан только для того, чтобы его разнесло в клочья над Орвьетто менее чем через два часа после прибытия в часть. Никто не мог припомнить, что это был за человек и как он выглядел, и меньше всего это могли сказать капитаны Пилтчард и Рен, которые помнили только, что вновь прибывший офицер показался в палатке оперативного отделения в самое время, чтобы не опоздать на свидание со смертью. Оба капитана чувствовали себя неловко, и, когда заходил разговор о покойнике в палатке Йоссариана, слегка краснели. Хорошо рассмотреть Мадда смогли только те, кто летел с ним в одной машине, но их тоже разнесло в клочья.