Джозеф Хеллер - Уловка-22

Полковник Кэткарт был так потрясен смертью Малыша Сэмпсона и Макуотта, что поднял норму боевых вылетов до шестидесяти пяти.

Когда полковник Кэткарт узнал, что доктор Дейника тоже погиб в самолете Макуотта, он увеличил норму боевых вылетов до семидесяти.

Раньше всех в эскадрилье о гибели доктора Дейники услышал сержант Таусер: дежурный из контрольно-диспетчерского пункта передал ему первому, что фамилия доктора Дейники значилась в полетном листе, который Макуотт заполнил перед вылетом. Сержант Таусер смахнул слезу и вычеркнул фамилию доктора Дейники из списка личного состава эскадрильи. Губы его дрожали, когда он нехотя встал из-за стола и поплелся к Гэсу и Уэсу, чтобы сообщить им дурную новость. Проходя мимо самого доктора Дейники, он благоразумно постарался не вступать с ним в разговор. С безнадежно унылым, погребальным видом, освещенный лучами заходящего солнца, доктор сидел между штабом эскадрильи и санчастью, взгромоздившись на свой стульчик, как на насест.

На сердце у сержанта было тяжело: теперь на нем висели целых два покойника — Мадд, покойник из палатки Йоссариана, который был всего лишь фикцией, и доктор Дейника — новый покойник в эскадрилье, чье физическое присутствие не только не вызывало никаких сомнений, но и означало для сержанта Таусера еще одну жгучую административную проблему.

Гэс и Уэс стоически выслушали сержанта Таусера, но никому не сказали ни слова о постигшей их тяжелой утрате, покуда час спустя к ним не пожаловал сам доктор Дейника, чтобы в третий раз за день измерить температуру и кровяное давление. Термометр показал на полградуса ниже обычной пониженной температуры доктора Дейники. Доктор встревожился. Пристальные, пустые, неподвижные взгляды его подчиненных раздражали его сегодня больше, чем обычно.

— Черт бы вас побрал! — заявил доктор Дейника с необычной для него раздражительностью. — Что, в конце концов, с вами происходит? Ведь это же ненормально, что человек все время ходит с пониженной температурой и заложенным носом. — Исполненный жалостью к самому себе, доктор мрачно шмыгнул носом и с безутешным видом прошествовал через палатку, намереваясь принять таблетки аспирина и стрептоцида и смазать горло ляписом. Скрестив руки, он начал потирать плечи. В эту минуту он со своей худенькой удрученной физиономией напоминал осеннюю ворону. — Вы только посмотрите, какой у меня озноб. Вы ничего от меня не скрываете?

— Вы мертвец, сэр, — объяснил один из его подчиненных.

Доктор Дейника оскорбленно вскинул голову и недоверчиво переспросил:

— Что?

— Вы мертвец, сэр — ответил другой. — Поэтому-то вам, наверное, всегда и холодно.

— Это верно, сэр, — подтвердил его коллега. — Вы, вероятно, давно уже мертвец, а мы этого даже не замечали.

— Что за чертовщину вы городите? — пронзительно закричал доктор Дейника. В нем нарастало жуткое ощущение неумолимо надвигающегося несчастья.

— Нет, это правда, сэр, — сказал один из его помощников. — Документы свидетельствуют, что вы полетели с Макуоттом, чтобы набрать нужное количество летных часов. С парашютом вы не выбросились, значит, разбились в самолете.

— Это верно, сэр, — сказал другой помощник. — Радуйтесь, что у вас осталась хоть какая-то температура.

Голова у доктора Дейники пошла кругом.

— Вы что, рехнулись? — спросил он. — Я сообщу сержанту Таусеру, что вы не подчиняетесь старшему по званию.

— Сержант Таусер нам и сказал, что вы мертвец, — возразил не то Гэс, не то Уэс. — Военное министерство собирается даже послать вашей жене «похоронку».

Доктор Дейника взвизгнул и, выскочив из санчасти, побежал к сержанту Таусеру заявить протест. Но сержант с суеверным ужасом отшатнулся от него и посоветовал доктору Дейнике не попадаться никому на глаза, покуда не будет принято решение, как распорядиться его останками.

— Ну и дела, а ведь он, кажется, и вправду мертвец, — горестно заметил один из помощников доктора Дейники, почтительно понизив голос. — Боюсь, что буду скучать по нему. Какой был добрый, отзывчивый человек…

— Да-а, это уж точно, — скорбным тоном откликнулся другой. — Но вообще-то я рад, что этот недоносок отдал концы: осточертело с утра до вечера мерить ему давление.

Зато супруга доктора Дейники отнюдь не обрадовалась, узнав, что муж отдал концы. Получив телеграфное извещение от военного министерства, что муж ее погиб при исполнении боевого долга, она расколола мирную, ночную тишину Стейтен-Айленда [17] Остров, часть города Нью-Йорка. жалобным, замогильным воплем. Женщины поспешили утешить ее, а их мужья — нанести визит соболезнования, надеясь в глубине души, что вдова скоро переберется в другой район и избавит их от необходимости постоянно выражать ей сочувствие. Целую неделю бедная женщина не помнила себя от горя. Постепенно она нашла в себе силы мужественно взглянуть в лицо будущему, сулившему ей и ее детям жестокую нужду. Когда она почти уже смирилась с ударом судьбы, на нее как гром среди ясного неба обрушился почтальон — он доставил ей письмо мужа из-за океана. Доктор Дейника отчаянно умолял ее не верить никаким дурным слухам касательно его судьбы. Миссис Дейника была совершенно сбита с толку. Дату на письме разобрать не удалось. Почерк был трясущийся и торопливый, но меланхоличный, жалостный тон показался ей очень знакомым, хотя и более мрачным, чем обычно. Вне себя от радости, миссис Дейника разразилась рыданиями и принялась целовать мятый, замызганный конверт со штампом военно-полевой почты. Она поспешила послать мужу благодарное письмо, требуя от него подробностей, и сообщила телеграммой военному министерству, что произошла ошибка. Военное министерство обиженно заявило в ответ, что никакой ошибки нет и что миссис Дейника, без сомнения, стала жертвой какого-то садиста-мистификатора из эскадрильи ее мужа. Письма ее к мужу вернулось нераспечатанным со штампом: «Погиб в бою».