— Но все же, как долго? — подначивал старикашка в порыве злорадного воодушевления. — Надеюсь, не дольше, чем проживет лягушачье племя?
— Во всяком случае, гораздо дольше, чем проживем мы с вами, — неудачно выпалил Нейтли.
— Только и всего-то! Это не так уж много, если учесть, что вы слишком храбры и легковерны, а я слишком стар.
— Сколько же вам лет? — полюбопытствовал Нейтли.
— Сто семь. — Заметив досаду Нейтли, старикашка добродушно захихикал: — Я вижу, вы не верите?
— Я не верю ни единому вашему слову, — ответил Нейтли. Застенчивая улыбка тронула его губы. — Я твердо верю только в одно: эту войну Америка выиграет.
— Что вы все твердите выиграет да выиграет, — усмехнулся шальной, замызганный старикашка. — Надо знать, какие войны можно проигрывать, и уметь это делать — в этом вся штука. Италия столетиями проигрывала войны, а тем не менее посмотрите, как отлично у нас идут дела. Франция выигрывает войны и никогда не вылезает из кризиса. Германия проигрывает и процветает. Возьмем, к примеру, недавнее прошлое нашей страны, Италия победила Эфиопию и тут же влипла в неприятнейшую историю. В результате победы мы стали страдать такой безумной манией величия, что помогли развязать мировую войну, выиграть которую у нас не было ни малейшего шанса. Зато теперь мы снова проигрываем войну, и все оборачивается к лучшему. И мы наверняка снова пойдем в гору, если ухитримся, чтобы нас хорошенько расколошматили.
Нейтли смотрел на него с нескрываемым недоумением.
— Теперь я в самом деле не понимаю, о чем вы толкуете. Вы рассуждаете, как ненормальный.
— Наоборот. Я самый нормальный. Я был фашистом при Муссолини, а теперь его свергли и я — антифашист. Я был до фанатизма настроен пронемецки, когда немцы пришли сюда, чтобы защитить нас от американцев. Теперь, когда сюда пришли американцы, чтобы защитить нас от немцев, я — фанатичный проамериканец. Позвольте заверить вас, мой юный разгневанный друг, что у вас в вашей стране не найдется более преданного сторонника в Италии, чем я. Разумеется, пока вы здесь остаетесь.
— Так вы хамелеон! — воскликнул Нейтли, не веря своим ушам. — Вы — флюгер! Бесстыжий, неразборчивый приспособленец!
— Мне сто семь лет, — учтиво напомнил старикашка.
— Неужели у вас нет никаких принципов?
— Конечно, нет.
— И морали?
— О, я человек суровой морали, — с иронической серьезностью заверил его старый негодяй, похлопывая по бедру пухлую брюнетку, примостившуюся на подлокотнике его кресла.
— Не верится… — проворчал Нейтли.
— Все это истинная правда! Ей-богу! Когда немцы вступали в город, я приплясывал на улице, как молоденькая балерина и до хрипоты кричал: «Хайль Гитлер!» Я даже размахивал нацистским флажком, который вырвал у одной славной девчушки, когда ее мама отвернулась. Но вот немцы оставили город, и я выскочил на улицу с бутылкой отличного брэнди и корзиной цветов, чтобы приветствовать американцев. Бренди, конечно, предназначалось для меня самого, а цветы — чтобы осыпать наших освободителей. Помню, в головной машине ехал суровый, чванливый пожилой майор: я угодил ему красной розой прямо в глаз. Великолепный бросок! Видели бы вы, какую он скорчил рожу!
Нейтли так и ахнул:
— Майор де Каверли!..
— А вы его знаете? — восторженно воскликнул старик. — Какое милое совпадение!
Нейтли не слушал его: он был слишком огорошен.
— Так это вы ранили майора де Каверли! — воскликнул вне себя от негодования. — Да как у вас рука поднялась?
Старый черт и бровью не повел:
— Вы лучше спросите, мог ли я удержаться? Видели бы вы этого надменного старого болвана, который восседал в машине с таким важным видом, будто он всемогущий бог. Он сидел, не поворачивая своей дурацкой и торжественной морды. Это была такая соблазнительная мишень. Я вмазал ему прямо в глаз розой сорта «американская красавица». По-моему, вполне подходящий снаряд, а?
— Это ужасно! — крикнул Нейтли возмущенно. — Это злодейство, преступление. Майор де Каверли — начальник штаба нашей эскадрильи.
— Ах вот оно что! — издевательски проговорил старикашка. Он с плутоватым раскаянием ущипнул себя за остренький подбородочек. — Прошу вас поверить, что я действовал совершенно беспристрастно. Когда в город въезжали немцы, я пребольно уколол веткой эдельвейса здоровенного молодого обер-лейтенанта.
Больше всего Нейтли смущало и даже пугало то, что этот противный старикашка не способен был даже понять всю низость своей хулиганской выходки.
Читать дальше