Джозеф Хеллер - Уловка-22

— То, что выгодно мне, то выгодно синдикату, — пояснил Милоу, — поскольку у каждого в нем свой пай. А в результате сделки с помидорами синдикат заручился поддержкой полковника Кэткарта и подполковника Корна. Разве бы они иначе разрешили мне такие полеты? Через пятнадцать минут мы сядем в Палермо, и вы увидите, какой мы сделаем бизнес.

— Не в Палермо, а на Мальте, — поправил Йоссариан. — Ведь мы летим на Мальту, а не в Палермо.

— Нет, в Палермо, — ответил Милоу. — Там меня ждет экспортер цикория. Я должен повидаться с ним на минутку и договориться об отправке в Берн грибов, которые, правда, уже немножко прихвачены плесенью.

— Милоу, как вам это все удается? — изумился Йоссариан. — Вы указываете в полетной карте один пункт, а сами отправляетесь в другой. Неужели диспетчеры ни разу не подняли шума?

— Они же члены синдиката! — сказал Милоу. — Они знают: что хорошо для синдиката, то хорошо для родины. На этом все держится. Поскольку диспетчеры тоже имеют свою долю, они обязаны делать для синдиката все, что в их силах.

— И у меня есть пай?

— У каждого свой пай.

— И у Орра пай?

— У каждого свой пай.

— И у Заморыша Джо? У него тоже пай?

— У каждого свой пай.

— Ну и дела, будь я проклят, — задумчиво протянул Йоссариан, на которого идея о всеобщем паевом участии в синдикате впервые произвела глубокое впечатление. Милоу обернулся, в глазах у него сверкнули озорные искорки.

— Послушайте, у меня есть хороший планчик, как надуть федеральное правительство на шесть тысяч долларов. Мы можем получить с вами по три тысячи на брата, абсолютно ничем не рискуя. Согласны?

— Нет!

Милоу взглянул на Йоссариана с глубокой признательностью.

— Именно за это я вас и люблю. Вы честный человек, Йоссариан. Вы единственный из моих знакомых, кому я верю безоговорочно. Позвольте мне почаще прибегать к вашей помощи. Вот почему, когда вчера в Катании вы бросились за этими двумя потаскухами, я был безмерно огорчен.

Йоссариан недоверчиво посмотрел на Милоу.

— Милоу, так вы ведь сами велели мне идти с ними. Вы что, забыли?

— Нет уж, увольте! Это не моя вина! — негодующе возразил Милоу. — Мне любым путем нужно было избавиться от Орра. В Палермо все будет иначе. Я хочу, чтобы, как только мы приземлимся, вы с Орром прямо с аэродрома ушли с девочками.

— С какими еще девочками?

— Я связался по радио и все устроил. Они будут вас ждать на аэродроме в лимузине. Отправляйтесь сразу, как только выйдете из самолета.

— Ничего не получится, — сказал Йоссариан, покачав головой. — Я пойду туда, где можно выспаться.

Милоу посинел от негодования. Его тонкий длинный нос судорожно затрепетал, точно бледное узкое пламя свечи, в отведенном ему господом пространстве между черными бровями и неровными рыжевато-оранжевыми усами.

— Йоссариан, не забывайте о своей миссии, — напомнил он торжественно.

— А пропади она пропадом, моя миссия, — устало отозвался Йоссариан. — И пусть туда же катится этот чертов синдикат вместе с моим паем.

Орру тоже хотелось спать, а не развлекаться, и поэтому он и Йоссариан поехали вместе с Милоу в город, где выяснилось, что и на сей раз в отеле для них нет места. Но, что гораздо важнее, оказалось, что Милоу — мэр города Палермо.

Неправдоподобный, поистине фантастический прием был оказан Милоу уже на аэродроме, где служащие, узнав Милоу, побросали свои дела и взирали на него с едва сдерживаемым обожанием и раболепством. Слухи о его прибытии уже проникли в город, и, когда все трое в маленьком открытом грузовике подъехали к окраинам города, их встретили веселые толпы. Йоссариан и Орр, онемев от удивления, испуганно жались к Милоу.

По мере того как грузовичок, замедляя ход, приближался к центру города, приветственные возгласы становились все громче. В этот день школьников специально отпустили с занятий, и принаряженные мальчуганы и девчушки стояли на тротуарах, размахивая флажками. Йоссариан и Орр начисто лишились дара речи. На улицах над радостно бурлящими толпами плыли огромные знамена с портретами Милоу. Милоу был изображен в потертой крестьянской блузе с высоким воротником. Его строгое лицо добропорядочного папаши выражало терпимость, мудрость и силу. Усы непокорно топорщились, а косящие глаза проницательно взирали на толпу. Свесившись из открытых окон, инвалиды посылали Милоу воздушные поцелуи. Из узких дверей своих лавок торговцы в фартуках с воодушевлением приветствовали Милоу. Гремели трубы. То там, то сям кто-то падал, и толпа затаптывала несчастного насмерть. Обезумевшие старухи, рыдая, лезли вперед, чтобы коснуться плеча Милоу или пожать ему руку. Среди этого волнующего празднества Милоу держался царственно великодушно. Не оставаясь в долгу, он элегантно делал народным массам ручкой и щедрыми пригоршнями разбрасывал сладкие, как трюфели, воздушные поцелуи. Стайка пылких юношей и девиц вырвалась из толпы и, взявшись за руки и блестя остекленевшими от обожания глазами, бежала за грузовиком, хрипло скандируя: