Жужа Д. - Резиновый бэби (сборник)

С этим исчезновением будто бы прекратился ветер. Воцарилась абсолютная тишина. В ушах звенело пустотой, как после сильного удара чем-то тяжелым о металл. Все замерло.

Они стояли, сцепившись руками. Парик Эмми съехал набок, а у Джейн его и вовсе не было. Не видно его было и на дороге. Грязью были залиты лица, воротнички, платья, сумочки и обувь. И лишь через несколько минут выражение крайнего изумления на одинаковых лицах сменилось созерцательным обдумыванием.

Расцепились.

Джейн долго не могла сделать ни шага, у нее затекли ноги. Эмми руками пыталась оттереть лицо.

Джейн шагнула и зажмурилась от боли, потом вдруг сказала мягко:

– Эмми, нас давно уже ждут дома!

– Джейн, как он на меня посмотрел! – Под носом у Эмми было большое пятно грязи.

Джейн сделала несколько неровных шагов назад, села на траву и вдруг заплакала, закрывая ладонями лицо.

Мы вместе перешли порог разрушенного дома. Это было ошибкой. Потом Лернер ушел. Он считал, что свобода превыше всего.

Подруга сказала – нужно благодарить Бога за свободу от такого зверя!

А я ответила, что я – его вещь.

Подруга посмотрела в окно на застиранное небо и пересказала историю про подушку безопасности, которую я так любила – о том, как от какого-то ничтожного камня на дороге у нее в машине сработала эта самая подушка. Как она получила дикий удар по голове, а потом долго ощупывала лицо – на месте ли нос и скулы... Как она сняла и рассматривала совершенно плоские очки, и тут самое смешное: на подушке от губной помады осталось пятно величиной с десертную тарелку!

Лернер говорил мне, что я давно уже живу не здесь. Изучаю историю Камбоджи, хотя никогда там не была; пишу диссертацию про Ангкор Ват – цивилизацию, которой нет; утверждаю, что на историю мы смотрим через маленькое грязное стекло, а на самом деле мы смотрим на нее через маленькое грязное зеркало.

Он смеялся, когда я рассказывала ему про кхмеров, и говорил, что я должна была быть женой Пол Пота. Или на худой конец того серпентолога, который изучал камбоджийских змей в соседнем отделе и следил за мной неморгающими змеиными глазами.

А теперь он ушел, и я осталась – без ничего. Я все время жила в коконе, сотканном из любви к нему. Кокон был похож на серебряное облако. И мне казалось, что у него тоже есть такой кокон. И еще эти два кокона соединяли нити. Их было много, и через них шел обмен. Они могли растягиваться, когда коконы были далеко друг от друга, и сжиматься при приближении. Например, когда он обнимал меня, связь между нами занимала всю площадь нашего касания, а когда мы занимались любовью – мы становились одним целым. И вот эти нити-связи лопнули, вернее, Лернер безжалостно разорвал их. Но кокон мой не стал меньше. Перестали существовать провода, а источник был той же интенсивности. И оттого, что сияние моего кокона никуда не могло деться, – оно сжигало меня.

Перед тем как бросить меня, Лернер сказал: «Мир так устроен – мы с большим ускорением несемся к саморазрушению...» А когда я заревела, он попросил не винить ничего – ни прогресс, ни нанотехнологии, ни потепление, ни глобализацию в целом – все дело в том, что мы все идем вперед с различной скоростью и его скорость не равна моей.

Подруга говорила, что он зверь, этот мой Лернер. Что будто однажды, сто лет назад, его встретил ее первый муж, вскоре после их свадьбы.

– Ты что, все-таки на ней женился? – Лернер кричал на всю улицу.

– Да, – ответил тот.

– Вот начнется, вот намучаешься!

– Почему?

– Месячные, – ответил Лернер.

Это правда – Лернер был суровый, безо всяких телячьих нежностей. Объяснял это тем, что все детство родители обливали его холодной водой. Однажды, помню, он пришел очень поздно, я была уже в постели. Присел на край кровати, заботливо спросил, не болит ли у меня голова... Я очень тогда удивилась этой его непривычной заботе.

– Ты, – говорю, – Лернер, такой трогательный сегодня... Невероятно... Что-то случилось?

– Нет, – ответил он очень серьезно. – Просто мы с ребятами на рыбалку собрались. А если у тебя голова болит – обязательно дождь будет.

Я вспомнила, как познакомила его с мамой. Что-то рассказывала ей про школу, про педагогов – и вдруг вырвалось:

– А пошли они все в жопу!

Мама расстроилась:

– Дочь, ну откуда такие слова!

– А Лернер говорит, надо называть вещи своими именами.

Мама задумалась.

– Пригласи его с нами на лыжах покататься в воскресенье...