Дмитрий Лекух - Игра слов

Прошли на кухню.

Заварили чаю.

А он все тот же, думаю.

Та же неизменная сорочка со слегка засалившимся воротником и синий шерстяной галстук с пятном от кофе. Та же серая жилетка в вертикальную полоску. Та же всклокоченная грива седых волос.

Вот только на руках – побольше старческих пигментных пятен.

И левую ногу стал слегка приволакивать.

– Ну, – говорит, – рассказывай. Речь, я так понимаю, идет о Валиной внучке?

Сглатываю комок в горле вместе с глотком жиденького чая. Ничего не меняется. Он и раньше такой пил…

– Дядя Семен, – спрашиваю, – а у вас курить можно? А то – как-то даже не по себе…

– А, дыми, – смеется. – Мне врачи после инфаркта запретили, так хоть понюхаю. Вместо пепельницы, вон, блюдце возьми, приспособь…

Закурил.

Рассказал ему все, что знаю.

– Ну, – спрашивает, – а сам-то что думаешь?

Жму плечами.

– Да не понял я еще, дядя Семен. Вот, пытаюсь осмыслить…

– Информацию, значит, собираешь, – усмехается. – Ну-ну…

Молчу.

Я его еще в детстве, пока отец с мамой не развелись, из всех папашиных знакомых больше всех… гкхм… как бы это сказать… нет, не уважал.

Ребенок уважать еще не умеет.

Он может – только любить, но из этой компании я не любил ровным счетом никого.

Они все были чужими.

Вот.

Наконец-то нашел нужное слово.

Выделял.

Просто все отцовские приятели были… опять-таки – гкхм… странные.

Дерганые какие-то.

А в нем всегда чувствовалась – сила.

И порода…

…Он встал, долил себе чаю. Я-то – и полстакана не выпил. Во-первых, – слабоват для меня.

А во-вторых, – я с сахаром, – вообще не пью.

А ему об этом сказать – как-то неудобно.

Вот и сижу.

Очередную сигарету докуриваю.

– Сам-то как? – спрашивает. – Валя говорил – книги пишешь?

Машу рукой и мучительно кривлю губами.

– Да какие там книги, дядя Семен, – смеюсь немного искусственно. – Это он просто стесняется сказать, что я бизнесом занимаюсь. Нет, легальным, разумеется. Нормальным, никакого криминала. Самое обычное рекламное агентство. Сам ничего не понимаю…

Он поднимает мохнатые брови домиком.

– Вот как, – тянет. – А я-то еще, старый дурак, думаю: откуда у не публикующегося писателя такие деньги. Твой приятель, Саша, сказал, что ты можешь платить. А мои уроки – стоят недешево.

– Могу, дядя Семен, – подтверждаю со вздохом. – Увы, могу…

Он улыбается и кивает своим собственным мыслям.

– А как же литература? – спрашивает. – Ты же Литературный институт заканчивал, вроде? При Союзе Писателей? Или и тут Валя придумал?

– Да нет, – фыркаю. – Не придумал. Действительно заканчивал.

Он опять кивает.

– А почему тогда – бизнес?

– Да многое тут сложилось, – вздыхаю. – И в силы свои верить перестал, по многим причинам. И дочка родилась. Вот и пришлось заняться журналистикой. Перо-то у меня бойкое было. А потом – рекламой. И – закрутилось, завертелось…

– То есть, – прищуривается, – ради дочки собой пожертвовал?

Молчу.

Прикуриваю очередную сигарету.

Докуриваю ее почти до половины и только потом могу глубоко вдохнуть прокуренный и спертый воздух его кухни.

– Да нет, конечно, – кривлюсь, – дядя Семен. Чего себе-то врать. Я из семьи через два года ушел после ее рождения. Хотя – деньгами помогаю, конечно. Нормально помогаю, как могу. Не в этом дело. Просто так сложилось. Знаете, как бывает: завертело, закружило…

– Завертело-закружило, – эхом повторяет он. – А я ведь твои статьи в «Литературке» – читал. Хорошие были статьи, умные…

– Так то – статьи, – усмехаюсь. – У меня проза «встала». Понимаете? А разницы между рекламой и литературной критикой я особой – не вижу. Профессия и профессия. Ремесло…

Кивает.

Молчим.

Наконец решаюсь.

– Дядя Семен, – спрашиваю, – отец когда-то говорил, что вы – очень талантливый композитор. Гением называл. Вы-то – пишете?

Он крякнул.

Потом вздохнул.

Потом встал и, приволакивая ногу, вышел из кухни.

Вернулся минут через пять с пыльной бутылкой конька, молча разлил по вынутым из встроенного шкафчика рюмкам.

Выпили.

– А меня, – говорит, – Дим, – сломали. В семьдесят пятом арестовали за антисоветчину. Отец твой, кстати, молодец: бегал, какие-то бумаги подписывал…

И – опять замолчал.

– И что? – спрашиваю.

– А – ничего, – жмет плечами. – Промурыжили пару месяцев, да и отпустили с миром. Ну, – проработали, конечно, из Союза Композиторов исключили. Но это – мелочи. Такие мелочи, Дима…