Наталья Нестерова - Воспитание мальчиков

Если бы мои дети или внуки вздумали повторять те гимнастические упражнения на подобной лесобазе или Женины паводковые плавания на хлипких плотах, я пресекла бы немедленно.

Утренняя зарядка во дворе продержалась одно лето. Пионерский форпост в подвале-бомбоубежище немногим более пяти лет. Старшие ребята редко выходили во двор, у них появились свои дела, за нами не присматривали. Эстафету мы выронили. Чтение книг для меня стало интереснее сражений с соседскими ватагами. Я сидела дома, читала и читала — взахлеб. Двор приходил в упадок. Взрослые продолжали выходить на субботники. Летом мужчины забивали «козла» под большим кленом, женщины в ста метрах — за отполированным локтями деревянным столом играли в лото. Лавки у стола были также маслянисто отполированы за долгие годы — нехрупкими ягодицами моих соседок. Верещали дети в колясках, строили крепости в песочнице двухлетки. Жизнь продолжалась, но что-то из нее ушло. Про детскую самодеятельность, про барбудос, стихотворные монтажи, пляски цыганок и гопак только вспоминали. Кино не крутили, лекций про положение в Латинской Америке и Африке не читали.

Мы куда-то катились и воспринимали это нормально. Жизнь-то всегда меняется. Потом этот период назовут началом застоя.

Я мучительно подтягивала успеваемость, заставляла себя делать домашние задания. Писала статьи в районную газету, где работал мой главный учитель — Юлий Васильевич Сафонов. В моих беспомощных, многословных заметках он заметил крупицу способностей. Он научил меня ставить настоящие большие цели, брать рекордную планку, а не ту, что легко перешагнуть. «Ты должна поступать в Ленинградский университет на факультет журналистики, — сказал Юлий Васильевич. — Не бери пример со своих одноклассников, которые пойдут учиться по месту жительства, в близлежащие вузы».

Я дважды провалилась на вступительных экзаменах в Ленинградский университет. В первый год получила «двойку» по сочинению, во второй — не добрала балл на вступительных экзаменах. Это были жесточайшие удары судьбы: будто стоишь на перроне, в поезд тебя не пустили, а в его окнах — веселые лица. Поезд идет в счастливое будущее, поезд набирает ход, мимо тебя катят вагоны, в которых смеются удачливые одногодки. А ты кусаешь губы и не можешь удержать горьких слез.

Я шла по питерским улицам, сжимала зубы до боли, заклинала себя: буду здесь жить, учиться! Это мой город! Я чувствую его! Я добьюсь!

А в родном городе меня считали если не сумасшедшей, то близко к ненормальной. Из Кадиевки да в Ленинградский, который, по-старому, страшно сказать, Петербургский, университет — поступить? Наталья сбрендила. Помогал авторитет мамы, которую в психических отклонениях заподозрить невозможно. Мама тоже не очень верила в успех, но шла на поводу моих желаний. Нужно подтянуть английский — мама нашла педагога. Устроить на работу (без этого никак — статью за тунеядство никто не отменял, документы не примут без справки о месте работы), но чтобы свободный график и много свободного времени? Экскурсоводом в Кадиевское экскурсионное бюро. Работа по выходным: автобус с бригадой горняков или со швеями с фабрики индпошива едет в Краснодон (профсоюз оплачивает культурно-массовую работу), на родину героев-молодогвардейцев, где построили огромный и бестолковый музей. По дороге я рассказываю про историю нашего края, его боевые и трудовые подвиги. Горняки с женами и швеи с мужьями начинали пить и закусывать, едва трогались в путь. Моих рассказов хватало часа на полтора максимум. Экскурсанты принимались петь народные русские и украинские песни, я выключала микрофон. Потом они засыпали, на конечном пункте экскурсии — в музее — у них были очень забавные конфузливые лица: с одной стороны, хочется еще поддать, банкет продолжить, с другой стороны, как не проникнуться гордостью и печалью, восхищением и скорбью, слушая о героях, которые отдали жизнь за наше благополучие. Почти каждая группа, сев в автобус, поднимала первый тост за молодогвардейцев, за Победу, за мир.

На третий год я выучила программы вступительных экзаменов наизусть, как таблицу умножения. Разбуди меня ночью, спроси любую дату по истории — отвечу. Цитаты из литературных произведений, куски заготовленных текстов по разным темам сочинений и для устного ответа по литературе сидели у меня в голове прочно. Я исписала несколько тетрадей, тренируясь в разборе сложных гоголевских предложений на полстраницы. За два месяца до экзаменов я приехала в Ленинград, сняла комнату, нашла питерских репетиторов, чтобы проверили уровень моих знаний. Преподаватель по русскому и литературе сказала: «Не тратьте понапрасну деньги, не ходите ко мне, к вашим знаниям я уже ничего не прибавлю». Англичанка хотела отказаться от меня по иной причине. Протестировав меня, развела руками: «Деточка, вы и «тройки» не получите. Невозможно выучить язык за несколько недель». Я мысленно чертыхнулась: «Чтоб ты сдохла, Моня!» Моней, Моникой, звали кошку моей кадиевской репетиторши. У нее Моня, у меня — Марго. Две кошатницы всегда найдут, о чем поболтать, а паст перфект и герундий задвинут в сторону. Питерской преподавательнице я сказала, что нахрапом выучить язык, конечно, немыслимо, но освоить иностранную речь для сдачи экзамена мы должны. У меня просто нет другого выхода, иного варианта — последний шанс, мамины сбережения кончаются. Репетитора сломала моя отчаянная воля, мы стали заниматься. Когда я ей позвонила после экзамена и сказала, что получила «четыре», она воскликнула: «Не может быть!» Потом помолчала немного и добавила: «Без свежей крови из провинции столицам не сдюжить. Экзаменаторы, конечно, прекрасно поняли уровень вашей подготовки. Но, в сущности, не важно, с каким уровнем приходит человек в учебное заведение. Важно — его стремление учиться. А этого у вас — через край. Будьте счастливы, Наташа!»