Николас Спаркс - Счастливчик

Она вперила в него взгляд, положив подбородок на колени.

— Пять дней. Ровно столько он протянул. А я так и не отправила ему единственное, что он у меня просил. Знаешь, как я себя из-за этого чувствую?

Тибо ощутил легкую тошноту.

— Не представляю, что и сказать.

— Тут нечего говорить, — сказала она. — Это одно из ужасных, невыносимо грустных событий. И теперь… сегодня я не могу перестать думать о том, что брат просто тихо исчезает из нашей жизни. Нана забыла, Бен забыл. По крайней мере, что касается Бена, я еще могу это понять. Ему не было и пяти, когда Дрейк погиб, а ты знаешь, какова память у детей. Остается совсем немного воспоминаний. Но Дрейк так хорошо к нему относился, потому что ему действительно нравилось проводить с ним время. — Она пожала плечами. — Примерно как тебе.

Тибо пожалел, что она это сказала. Он не принадлежал к их семье…

— Я не хотела брать тебя на работу, — продолжала она, не замечая волнения Тибо. — Ты знал об этом?

— Да.

— Но не потому, что ты пришел пешком из Колорадо. Отчасти и поэтому тоже, но главная причина крылась в том, что ты служил в морской пехоте.

Он кивнул, и в тишине Бет потянулась к мороженице.

— Вероятно, стоит добавить льда, — заметила она. Она открыла крышку, добавила льда и вновь подвинула аппарат к нему. — Почему ты здесь? — наконец спросила она.

Хотя он знал, что она имеет в виду, он притворился, будто не понял.

— Потому что ты попросила меня остаться.

— Я имею в виду: почему ты здесь, в Хэмптоне? И на этот раз я хочу услышать правду.

Он судорожно принялся искать правдоподобное объяснение.

— Мне показалось, что это милое местечко, и пока мое мнение на этот счет не изменилось.

По выражению ее лица он понял, что она знает: за его словами скрывается что-то еще. Она подождала немного. Когда он ничего не добавил, она нахмурилась:

— Это как-то связано со службой в Ираке, правда?

Молчание его выдало.

— И долго ты там был? — поинтересовалась она. Он поерзал на месте, не желая об этом разговаривать, но понимая, что выбора нет.

— В который раз?

— А сколько раз ты там был?

— Три.

— Ты участвовал во многих сражениях?

— Да.

— Но ты выжил.

— Да.

Он поджала губы и вдруг приняла такой вид, словно вот-вот разразится слезами.

— Почему ты, а не мой брат?

Он повернул рукоятку четыре раза, прежде чем ответил, как он знал, откровенной ложью:

— Не знаю.

Когда Элизабет поднялась, чтобы принести тарелки и ложки для мороженого, у Тибо возникло желание позвать Зевса и просто уйти, прямо сейчас, пока он не успел передумать, и вернуться в Колорадо.

Он не мог перестать думать о фотографии у себя в кармане, фотографии, которую потерял Дрейк. Тибо нашел ее, Дрейк умер, и вот теперь он здесь, в доме, где вырос Дрейк, проводит время с сестрой, которую оставил Дрейк.

На первый взгляд все казалось невероятным, но, пытаясь избавиться от внезапной сухости во рту, он сосредоточился на том, что знал наверняка. Фотография была всего лишь изображением Элизабет, которое запечатлел на пленку ее брат. Таких вещей, как талисманы, не существует. Тибо выжил в Ираке, как и подавляющее большинство морских пехотинцев, которых туда отправили. Как и многие в его взводе, включая Виктора. Но некоторые морские пехотинцы погибли, в том числе Дрейк, и, как ни трагично, это все же не имело отношения к фотографии. Виновата война. Что касается его, он был здесь, потому что принял решение найти женщину на фотографии. Это не было связано с судьбой или колдовством.

Но он отправился на поиски из-за Виктора…

Он напомнил себе, что не верил ни в одно из предсказаний Виктора.

То, о чем говорил Виктор, называлось суеверием. Это не могло быть правдой. По крайней мере на все сто процентов.

От Зевса, казалось, не укрылась его внутренняя борьба: пес поднял голову и уставился на него. Навострив уши, он тихо заскулил и подошел к лестнице, а потом лизнул руку Тибо. Тибо приподнял к себе морду Зевса, и пес обнюхал его лицо.

— Что я здесь делаю? — прошептал Тибо. — Зачем я приехал?

Пока он сидел в ожидании ответа, который так и не последовал, он услышал, как за его спиной хлопнула затянутая сеткой дверь.

— Ты разговариваешь с собой или со своей собакой? — поинтересовалась Элизабет.

— И то и другое, — ответил он.

Она села рядом с ним и подала ему ложку.

— Что ты говорил?

— Ничего важного, — сказал он. Он жестом приказал Зевсу лечь, и пес плюхнулся на нижнюю ступеньку, пытаясь пристроиться как можно ближе к ним обоим.