Милорад Павич - Семь смертных грехов

— Где же здесь доказательство? — спросил Бранкович.

— Доказательство на вашей голове, кир Аврам. Приложите палец к темени. С того момента, который я описал, у вас на черепе нет ни одного волоска.

— Это все разговоры вокруг да около, — вмешался третий гость, с тюрбаном на голове, который, похоже, начал терять терпение. — Сначала ответь нам, ты-то сам тоже мертв?

— Разумеется.

— Когда же ты умер?

— Недавно. И меня убил тоже он.

— Значит, твоя смерть гораздо моложе наших. По меньшей мере лет на триста. Как же может кто-то, кто настолько моложе нас, знать, как умерли мы, люди, которые старше его на целых три столетия? Кроме того, если ты, так же как и присутствующий здесь кир Аврам, помнишь свою смерть, значит, ты болен. Это же почти патология. С чего нам верить таким, как вы оба? Итак, доктор, откуда тебе известно, как мы умерли?

— Это проще простого, я об этом просто прочитал. Вы — Масуди. Я прочитал, как вас убили. Вы даже не успели заметить человека, который рассек ваше тело одним-единственным взмахом сабли, так что пояс упал с вас не размотавшись. Сабля оставила после себя змеящийся след, и тело раскрылось по месту страшной извилистой раны, как рот, из которого вырвалось нечто невнятное, какое-то рычание плоти. Рассказывают, что этот страшный удар саблей навсегда запомнил каждый, кто его видел, и тот, кто его видел, говорит, что позже узнал его в книге «Знаменитые подписи саблей» некоего Аверкия Скилы, который собрал и описал в ней наиболее известные сабельные приемы. В его сборнике, опубликованном в Венеции в тысяча семьсот втором году, этот удар носит имя одной из звезд созвездия Овна…

— Так это вы там и прочитали, — заметил Масуди. — Однако я сомневаюсь, что в той же книге вы могли найти и описания смертей остальных, тех, кто погиб не от удара саблей.

— Разумеется, я нашел это вовсе не там. Остальные смерти представлены в книге «Хазарский словарь». Другими словами, тот, кто вас убил, оставил подробный отчет о том, как это было сделано. Он задумал, осуществил да под конец еще и описал эти убийства. И меня устранил тот же, кто и вас троих, так как в этой книге есть описание и моей смерти. Именно поэтому я изучил все дело и собрал вас здесь.

— Пожалуй, пора уже рассказать, что вы планируете. И почему пригласили именно нас? — спросил Коэн.

— Вы в ваших смертях, вероятно, не помните, кем были и чем занимались при жизни. Но я это знаю. Вы ловцы снов. При жизни вы умели читать чужие сновидения, располагаться и обитать в них, как в собственном доме, и охотиться, гоня сквозь них свою жертву, ту, что вам назначена, — человека, вещь или животное. Некоторым из вас удавалось проникнуть в самые сокровенные тайны, в чужих сновидениях приручать рыб, открывать двери чужих грез, заныривать в чужое забытье глубже кого бы то ни было, вплоть до самого Бога, потому что на дне каждого сна покоится Бог… Именно такие вы и были мне нужны, способные сделать то, что не в состоянии осуществить я, — отомстить за смерти, ваши и мою, тому, кто их задумал, воплотил и описал. Как вы это сделаете, трудно даже предположить, ведь я не ловец снов, но вам должно быть хорошо известно, как именно мертвые могут навредить живым. Однако прежде, чем перейти к делу, хочу вам кое-что предложить. Видите эту дубовую дверь? Она ведет в соседнее здание, которое называют Домом, выкрашенным чаем. Там, в этом доме, того же человека ждут к чаю дамы, которые питают к нему совершенно иные чувства. Поскольку и им нужен ловец снов, правда по совершенно иным причинам, я предлагаю киру Авраму пройти туда, предложить им свои услуги и подождать прихода гостя. Таким образом, и там он от нас не уйдет.

Словно в ответ на его слова затрубил пароход, а Аврам Бранкович встал и, не говоря ни слова, прошел через дубовую дверь в соседнее здание. В Дом, выкрашенный чаем.

— Теперь мне остается только подождать, а вам придумать наилучший способ действий, — заметил доктор Сук и посмотрел на стенные часы, которые, казалось, внезапно проголодались.

— Мы можем сделать только одно, — проговорил Коэн. — Правда, не уверен, что от этого будет больше пользы, чем вреда.

— Ты имеешь в виду синдром Януса? — спросил Масуди.

— Да. То же самое с ним может проделать и кир Аврам. Мы лишим его цельности. Удвоим нашего гостя. Разделим в нем мужское и женское время. И пусть он, такой удвоенный и расщепленный на собственную мужскую и женскую природу, проведет остаток жизни в попытках привести свои четыре руки и две головы в гармонию со своим единственным сердцем. Таким образом, рано или поздно он сам себя подстережет в засаде…