Марк Хэддон - Крушение пирса

— Ты просто маленькая вороватая дрянь… — И мать свободной рукой дала Кэрол пощечину. От резкого движения она потеряла равновесие, упала навзничь и покатилась бы спиной вниз по лестнице, если бы Кэрол не успела ее подхватить. Она буквально на себе втащила мать наверх и выругалась:

— Вот дерьмо! — Сердце у нее стучало так, словно готово было выпрыгнуть из груди. Она уже успела представить, как мать, вся скрюченная и переломанная, лежит у входной двери. Слегка ослабив хватку на костлявом старческом запястье, она окликнула ее: — Мам, ты что?

Но мать не отвечала. Она вдруг снова стала не просто безмолвной, но и невероятно далекой. Кэрол понимала, что лучше было бы свести мать в гостиную, усадить на диван и ласково с ней поговорить, но она боялась, что тогда, возможно, уже не удастся вновь заставить ее подняться наверх, в ванную. Она бережно обняла мать за плечи и, слегка подталкивая, помогла ей преодолеть последние ступеньки.

В ванной она первым делом стащила с матери туфли и носки. Затем сняла с нее грязнущий синий кардиган и, расстегнув молнию, бросила на пол не менее грязную зеленую вельветовую юбку. Вся материна одежда была покрыта какими-то подозрительными пятнами и засохшей пищей. Кэрол сняла с нее блузку, расстегнула чудовищно заношенный бюстгальтер, ставший совершенно серым, и ногой отшвырнула все это подальше в угол. Тело матери было покрыто прыщами, пурпурными пятнами воспалений и множеством темных родинок; а кожа была истончившейся и полупрозрачной, как старый пергамент, и сквозь нее, особенно на шее, на груди и на локтях, отчетливо виднелось переплетение темных вен и выпуклых сухожилий. Запах от ее тела исходил такой, что у Кэрол даже немного голова закружилась. Она попыталась представить, что ей просто предстоит вымыть какое-то животное, и, сняв с матери нижнюю юбку и трусы, усадила ее на край ванны. Затем одну за другой приподняла ее ноги и перенесла их в ванну, помогла матери привстать и опустила ее в теплую пенистую воду. Вельветовой юбкой Кэрол прикрыла кучу мерзкой грязной одежды, чтобы не видеть жутких коричневых потеков на трусах матери, и сказала себе: ничего, потом можно все это вынести на помойку. Она на минутку присела на крышку унитаза, чтобы передохнуть, а потом бодро сказала матери:

— Ну что ж, с одним делом мы справились.

Мать не ответила. Но, помолчав, вдруг произнесла:

— Раз в неделю мама наполняла горячей водой жестяное корыто. И первым всегда мылся отец, затем Делия, а потом уже я. — Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, сквозь стену, облицованную грязной белой плиткой. — Обеденный стол покрывали вышитой скатертью, которую еще моя бабушка в девичестве вышивала. Там были вышиты такие слова: «Я видел, как ангел спустился с небес и в руке у него был ключ от бездонного колодца и длинная цепь». Тем ключом ангел запер в колодце на тысячу лет свирепого дракона. А через тысячу лет дракона следовало «ненадолго спустить с цепи». — Она лукаво посмотрела на Кэрол и вдруг улыбнулась — впервые с момента ее приезда. — А голову ты мне тоже помоешь?

Выкупав мать, Кэрол сварила кофе и налила им обеим по большой кружке. Теперь, когда мать, чистенькая, сидела перед ней, все вокруг показалось еще более грязным и запущенным. Старые поздравительные открытки, присланные когда-то ко дню рождения, фарфоровый бульдог с отбитой лапой, плесень во всех углах на потолке. Такие дома после смерти владельца обычно отчищают специальные рабочие в грязных комбинезонах и бумажных медицинских масках.

Обе дружно повернулись, услышав, как во входной двери поворачивается ключ. На пороге возникла Робин, которая тут же сообщила:

— Там, перед домом, целая гора вещей навалена.

— Я знаю.

Робин прошла в гостиную, огляделась и недовольно спросила:

— Какого черта, Кэрол? Что ты тут натворила?

— То, что тебе давным-давно следовало натворить.

— Но нельзя же все решать с наскоку, как гребаная кавалерия! — Слово «гребаная» Робин произнесла одними губами.

— О чем это вы? — спросила мать, переводя взгляд с одной на другую.

— Там, прямо в спальне, голуби завелись, — сказала Кэрол.

— Ты тут надолго? — ядовитым тоном осведомилась Робин. — На неделю? На две?

— Кэрол, — снова спросила мать, — о чем вы спорите?

— Господи, — сказала Робин, — если ты просрала собственную жизнь, это вовсе не означает, что тебе можно взять взамен чью-то чужую… — На этот раз она выругалась вполне отчетливо.

— Кэрол меня выкупала, — сообщила ей мать.