Артур Беккер - Дядя Джимми, индейцы и я

— Папа держит повара из Бали! — смеялась она.

— А я держу в шкафу «Литовскую повариху», — сказал я. — Книгу с дурацкими рецептами от моей польской бабушки. Я буду твоим новым поваром!

Однако под «здоровой жизнью» Джанис подразумевала нечто другое; у нас, наверное, был самый большой расход воды и электричества во всём квартале, и в ванной она часто говорила:

— О боже! Пятая ступень сознания!

Мы продолжали делать там то, что прервали в Центре медитации. Разница состояла лишь в том, что я больше не обязан был медитировать, и это меня очень радовало.

Четвёртым пунктом Джанис объявила:

— Нам надо приобрести кое-что из мебели!

— А мне новую гитару! — пошутил я. — Неужто ты правда хочешь потратить все свои деньги на какое-то барахло? Кроме того, я не выношу вида покупателей в мебельных магазинах. Они похожи на смертельно больных, которые подыскивают себе подходящий гроб.

— Ах, идём, Тео! Мы превратим комнату Джимми в концертный зал. Никто, кроме нас, не будет туда входить, посередине мы поставим кровать или батут, а в углу — твои боксы для аппаратуры!

И я снова поехал с Джанис.

Мы заказали красную кожаную софу, стеклянный стол и массажную кушетку вместо батута; два сценических прожектора, зеркальный шар, какие бывают в диско-барах, и чёрные занавески на окна, усеянные крошечными полумесяцами.

Тёплый южный ветер, подспорье Бэбифейса и Джимми в их садовой работе, в апреле парализовал зиму: термометр наконец преодолел нулевую отметку, а на небе засияло солнце. Такая перемена показалась нам с Джанис чудом природы. К этому времени я заметил, что у нее было одно преимущество по сравнению с Агнес, и очень существенное: она понимала, что я гитарист. Она изучила все мои пластинки от А до Я, она слушала мои чудовищные сольные партии на гитаре всегда и повсюду, даже когда я в тысячный раз играл с Джимми в «Принцессе Манор» польские шлягеры, мутировавшие в кантри-музыку. Она была моим преданным фаном, моей лучшей публикой, и как только я включал усилитель и извлекал из гитары первые аккорды, она всё бросала, усаживалась предо мной прямо на полу и смотрела, как я репетирую или сочиняю. То, что она была так близка мне и так на мне сосредоточена, оказывало на меня такое же благотворное воздействие, как наши совместные ванны; а может, это было даже лучше, потому что я сразу замечал, как самое позднее через две песни она готова была утащить меня куда-нибудь на необитаемый остров посреди Тихого океана.

Но всё было не так просто, и причина коренилась в том, что мой шеф, мистер Миллер, Рыбак, был одержим манией величия: он хватался за все заказы, какие ему только подворачивались, и пичкал нас сомнительными обещаниями повысить зарплату.

— Скоро я буду платить вам по тринадцать долларов в час! Мы расширяемся! — говорил он. — И если удастся, наша фирма переедет в Калгари. Там сейчас строят, как в Древнем Египте! Сотни тысяч новых жителей в год! Это же золотая жила! Я не сошёл с ума, всё это печатают в газетах!

Я думал: ну, с ним всё ясно! Того и гляди разбогатеем. И в дополнение дадут бесплатные кандалы.

Я не мог отвертеться от сверхурочных и изнывал с Ча-Ча в вечных пробках и на разных стройках. Джанис я видел только вечером.

Наш бригадир Андрей пытался выпросить у мистера Миллера дополнительную рабочую силу, но шеф был лютее любого тирана. Он говорил:

— Вы, поляки и русские! Радуйтесь, что у вас вообще есть работа! Я же не нанимаю себе какого - нибудь араба, который каждую свободную минутку расстилает свой ковёр-самолет и падает на колени молиться своему Аллаху, а вся работа побоку! Вы, коммунисты, мне больше подходите! За кусок мяса и водку вы готовы удавиться! Чудес не бывает!

Результатом этой симфонии Миллера было то, что после окончания рабочего дня мне приходилось собирать последние силы для Джанис и Заппы. В постели мы то и дело слушали «Tinseltown Rebellion», да так громко, что даже долготерпеливый Бэбифейс не выдерживал — удалялся гулять с Крези Догом, а мой дядя выходил на баррикады:

— Что это за грохот тут у вас? Ребёнка, что ли, делаете? Или что? Смотрите, я ведь оглохнуть могу!

В срок, как и было заказано, нам привезли новую мебель — диско-шар показался мне похожим на звезду Смерти из «Звёздных войн». Джанис подвесила его прямо над нашей кроватью, и именно на этот день сверления дыр и распаковки мебели пришёлся мой первый в жизни сольный концерт — без Джимми Коронко и мистера Ямахи. Всё это устроил Чак. Или, вернее, его верные сообщники Биг Эппл и Джинджер, которые купили «Бер дэнс» — нашу любимую бильярдную пивную — и индейский продовольственный магазин, в котором мой дядя с недавнего времени повадился отовариваться мясными консервами — запас на зиму: тушёнка — для завтраков, вяленое мясо — чтобы грызть перед теликом. Всё это якобы с большой скидкой, которую получали, если верить Джимми, только польские ветераны Вьетнама и диссиденты.