Артур Беккер - Дядя Джимми, индейцы и я

Окружной город Бартошице расположен на севере Вармии и Мазур.

Раз в год — как правило, летом — мы с дядей навещали сапожника Леопольда в его мастерской, из которой тот почти не отлучался. И мастерская, и маленькая его квартирка располагались в одном из восточнопрусских домов на главной улице, которая вела к Хайльсбергским воротам и торговой площади.

Леопольд носил не снимая вязаную шапочку, из-за чего в детстве я даже предполагал, что он духовное лицо из какой-то экзотической, неведомой страны. Шапочка сидела на его лысине как приклеенная — так прочно, что не падала, даже когда он склонялся над работой. Он был маленького роста, темнокожий, с горбатым, как у араба, носом.

Незадолго до конца войны он потерял жену. Она умерла от тифа. Профессия медсестры стала для неё роковой. В больнице Мальтийского ордена, уцелевшей после советских, она проработала всего несколько недель. В той же больнице спустя двадцать один год родился я.

Чак вернулся к своим прежним занятиям и к Рождеству продал уже три автомобиля. Его телефон трезвонил, как в лучшие времена, а из гаража исчезали и бытовые приборы. Многие из его клиентов во время его отсутствия сдавали технику в ремонт Бэбифейсу, а тот назначал срок готовности на январь.

Мой друг работал как одержимый, тем более что обнаружил на окраине города один хороший источник: на стоянке маленькой лизинговой фирмы бесполезно ржавело множество машин со спущенными колесами в тщетном ожидании покупателей. В одно прекрасное утро за десять тысяч Чак обзавёлся целым парком машин. Джимми считал, что он работал с китайскими автоспекулянтами, что каждая машина краденая, а деньги отпечатаны в лесах Манитобы в тайных бункерах — никаким другим способом Чак не мог бы сколотить такой большой наличный капитал.

Я же оставался совершенно не при деле. Мои сбережения почти истощились, тем более что мне пришлось отстегнуть деньжат на памятник в Бартошице. Объявления о работе в газете Бэбифейса были одно хуже другого: требовались мойщик посуды, мойщик трупов, мойщик машин, мойщик окон, сборщик мебели, подручный.

Я не рвался на мучения в руки капризных и самодурствующих боссов. Лучше подождать, считал я, отодвинуть эту пытку на потом. Я взял у Чака взаймы тысячу долларов, чтобы дотянуть до ближайшей подходящей работы, — ведь когда-нибудь неизбежно придётся крутиться как заведённому. А пока я достал свою электрогитару и стёр с неё пыль. Попробовал её в подвале нашего дома в одиночестве — в своё удовольствие. И даже написал несколько новых песен.

Я проводил в подвале с моей музыкой ночи напролёт и отправлялся спать лишь с восходом солнца, а когда вставал, было уже далеко за полдень; примерно к тому же времени просыпались Бэбифейс и Джимми — после ночи, проведённой на очистке снега. Мы завтракали вместе. Я был к этому времени ещё такой усталый и сонный, что подолгу тёр глаза, как первоклассник, которого разбудили к первому уроку.

За два дня до вечера святого Сильвестра — до нового, 1991 года — кто-то постучался ко мне в подвал, барабаня в дверь кулаками. Я думал, это из-за того, что моя музыка была слишком громкой, и убавил звук усилителя.

Но то был Джимми. Он распахнул металлическую дверь так, что она ударилась о стену, и помахал у меня перед носом каким-то конвертом. Я как раз застрял на одном трудном месте и не знал, как мне вести соло дальше.

— Теофил! — заорал мой дядя и выдернул кабель из усилителя.

Он снова был в лучшей форме — и такой счастливый, каким я его не видел уже несколько лет.

— Эта старая крыса Гржибовский! — продолжал он вопить.

— Что с ним? — спросил я. — Он что, умер?

— Нет! — сказал Джимми. — Воскрес! Он прислал нам приглашение! Он хочет, чтобы мы снова играли в «Принцессе Манор» на его новогоднем празднике, наша группа!

Я взял письмо и прочитал внимательно. Всё именно так и обстояло. Это было приглашение для нас обоих, и наши друзья приглашались тоже: дядя Джимми, индейцы и я. Гвоздь программы — «Блэк из уайт». Группа «на разогреве» была мне неизвестна

Я был настроен скептически и сказал:

— Что это Рихард задумал? Неужто испытывает муки совести? Вряд ли. Наверняка за всем этим скрывается какая-то коварная ловушка. Только не знаю какая.

Я швырнул приглашение на пол, снова воткнул кабель в усилитель, присел и начал настраивать гитару.

— Это шанс! Слушай, что я тебе говорю! — воскликнул дядя.

Он наклонился, взял меня за плечи, поднял на ноги и придвинулся ко мне так близко, что наши носы чуть не соприкасались. Изо рта у него воняло, как из сыроварни.