— Моя крепкая башка не раз спасала мне жизнь, особенно во Вьетнаме, когда я воевал с американским империализмом!
— Дядя! Когда Гржибовский нас вышвырнет, твоя крепкая башка тебе не поможет, — сказал я.
Наш шеф был настоящий лихоимец. Худой, старый человек сидел в кожаном кресле и курил трубку. Он говорил по-польски с лёгким английским акцентом, но его манера растягивать слова, грассировать «р», преувеличенно подчёркивать ударения, выдавала, что акцент этот скорее наработанный, чем благоприобретённый за долгие годы под воздействием чужого языка.
Гржибовский оскалил зубы, пососал свою трубку и налил себе кофе. Потом он начал свою литанию в строгом тоне командующего:
— Солдаты! Во-первых: отныне я запрещаю вам вообще что-нибудь говорить во время ваших выступлений в моём клубе. Вы можете только играть и петь, больше ничего! Гороскопы в качестве заполнения перерывов в музыкальной программе исключаются! Больше никаких русских анекдотов, никаких предсказаний и пророчеств, а главное — никаких оскорблений в адрес публики! В случае неподчинения вы будете немедленно уволены!
Я промолчал и ответил лишь испуганным «хм», поскольку не хотел показать, что у меня выбит передний зуб. Я был словно пират, который во время потасовки в порту за один вечер потерял всё: честь, любимую и деньги.
Мой дядя, напротив, сорвал с головы окровавленную повязку и завопил:
— Но, шеф, ты только посмотри! Я же пострадал! А кроме того, в заведении не протолкнуться с тех пор, как я разбил русских в пух и прах со всей их чудо-технгасой! А беременные невесты?! Что же им, к цыганкам бежать, которые их только обчистят? При мне все находятся в приподнятом настроении. Я же не говорю ничего, кроме правды, как и полагается профессиональному ясновидящему, а дети-уроды в наше время не редкость! Рождаются и с двумя головами, и ещё хрен знает что!
Гржибовский был непоколебим и продолжил свою проповедь:
— Не перебивайте меня, мистер Коронко, когда я отдаю вам распоряжения!
— Так точно! — гаркнул Джимми.
— Итак! Во-вторых: за весь ущерб, нанесённый имуществу в результате драки, ответите персонально вы! А теперь, — он глубоко вздохнул, — я зачитываю список…
— Какой ещё список? — насторожился мой дядя.
— Не перебивайте меня! — закричал Гржибовский.
— Так точно! Так точно! Так точно!
— Итак! Следующие предметы были повреждены или окончательно сломаны: восемь стульев, три стола, два абажура и картина с изображением нашего Папы Римского!
— А святой отец чего забыл на этой дискотеке? — удивился Джимми.
— Да вы кощунник! Что вы себе позволяете! — вскричал Гржибовский. — Мой клуб — это вам не какая-нибудь дешёвая забегаловка, а ресторан в три звезды!
— Безусловно! По крайней мере две из этих звёзд я своими глазами видел каждый вечер, когда…
— Молчать!
— Так точно!
— Итак! Теперь посуда! В моём списке указаны следующие потери фарфоровой и стеклянной посуды: четыре блюда с теплосберегающей крышкой, пять супниц, тридцать тарелок, пятнадцать чашек, пятьдесят семь стаканов всех видов и одна бесценная ваза династии Мин!
— А это ещё что за предмет? — заинтересовался Джимми. — Не тот ли это маленький зелёненький ночной горшок, который стоял в витрине?
Гора наших долгов составила в общей сложности около четырёх тысяч долларов. К этому нужно было присовокупить один из наших мониторов и микрофон, погубленные во время потасовки. Поскольку у нас не было никаких сбережений, нам пришлось выступать в «Принцессе Манор» бесплатно почти два месяца.
— А я-то думал, в Америке уже отменили рабовладение, — сказал дядя. — Но зато теперь я понимаю, почему негры и узкоглазые так ненавидят белого человека! Думаю, мне тоже нужно сменить цвет кожи.
На те восемьсот долларов, которые я зарабатывал в «Тако Белл», было не разгуляться.
Нам срочно нужно было найти новую работу, но мы даже не знали, с какой стороны браться за эту задачу. Теперь мы оба поняли, как много хорошего делала для нас Агнес. Ей всегда приходила в голову какая-нибудь спасительная идея. В этом была её сильная сторона Она умела разговаривать с людьми. Мы же не обладали её бесценными качествами: прямотой, соединённой с бесхитростным дружелюбием.
В сентябре Агнес сдала государственный экзамен для иммигрантов и сразу же устроила мне сцену:
— Ты набитый дурак, Теофил! — сказала она. — Как можно быть настолько слепым? Ты безглазый, как кость! Коронржеч — наша могила! Если бы ты меня действительно любил, мы бы уже давно от него съехали!
Читать дальше