Алехандро Ходоровский: Плотоядное томление пустоты

ОТ МОЕГО МОСТА К РЕКЕ ТВОЕЙ КРОВИ, ОТ МОЕЙ ЖАЖДЫ К СТАЕ ТВОИХ ОКЕАНОВ, ОТ МОЕГО МОЛЧАНИЯ К ТВОЕЙ СМЕРТОНОСНОЙ ПЛЯСКЕ,

БЕСПРЕДЕЛЬНАЯ ДОЧЬ, МАТЬ МОИХ ПОЦЕЛУЕВ, ЧРЕВО, ГДЕ КОНЧАЕТСЯ ВСЕ И РОЖДАЮТСЯ НАЧАЛА, КРОВЛЯ МИРА, СВОИМИ ЧЕТЫРЬМЯ ГУБАМИ ТЫ УВЛАЖНЯЕШЬ СКОЛЬЗЯЩУЮ ТЕНЬ. ЖИВИ, СЛОВНО ГОЛОДНАЯ ПТИЦА, В МОЕМ СЕРДЦЕ!

— Хочу просунуть голову через экран! Хочу целовать твой сказочно гордый рот! Хочу, точно свинья, отрывисто хрюкать! Хочу швырнуть тебе в лицо потроха моей души!

— Мы соболезнуем вам, сеньора, и разделяем вашу скорбь. Мы уверены, что Генерал страдает так же, как и вы.

— Заткнитесь, жалкие старики! Кто страдает? Какая еще скорбь? Между нами все по-прежнему. И будет по-прежнему. Хотя пространство и время разделяют нас, — мы вместе. Он — высоко в духовном центре, а я — здесь внизу, среди гнили. Два конца одной палки. Я не существую без него, но и он — ничто без меня. Хотите знать правду? Дайте я выключу телевизор, чтобы он не слышал. На свои сбережения я покупала акции — и в конце концов стала владелицей фабрики удобрений. Мне принадлежат все экскременты в стране! Если я остановлю производство, растения засохнут, земля обратится в пустыню и Генерал останется ни с чем, отдавая приказы в полной пустоте.

— Мы понимаем, сеньора: от ваших трудов зависит судьба отечества.

— Нет, не понимаете. В этой жизни ласки всегда чередуются с ударами. Я не говорю о вас: старые развалины, вы не способны сжать руку в кулак. Я говорю об этой жиже: теперь нельзя доверять даже испражнениям! Если поднять мешки, устилающие низ кузова, то обнаружатся лотосовые бутоны. Поглядите на цветы: сладострастный оттенок, коварный запах, восемь лепестков, раскрытых навстречу свету, «жизни», «сознанию», «красоте». Никто не скажет, что они — порождение зловонного, полужидкого, коричневого уродства. Не знаю, откуда бутоны берутся, но они — сущее проклятие. Они появляются в глубине отбросов и с дьявольской быстротой пробивают себе путь на поверхность, чтобы устремиться, подобно безумному крику, к луне или звездам. Но если зажечь спичку, бутоны повернутся к пламени, жадно похрустывая, а с горячих лепестков закапает сахарный сок. Мой темный груз смиренно движется в ночи, сквозь мертвенную тишину, и вскоре — святотатство! — покрывается сверху похотливой порослью. А я, дрожа от жара, с горящими глазами, с ноздрями, изъеденными запахом иного мира, проезжаю сотни и сотни километров, пытаясь извести эту мерзость. Смотрите, еще один! Наглое чудовище, тебе не жить! Ради бога, соберите остатки сил, помогите вырвать эту заразу! Хочу, чтобы моя фабрика оставалась чистой, совершенной в своей нечистой сути! Не заставляйте меня просить и дальше. Возьмите меня за пояс, тяните, сделайте нечеловеческое усилие! Проклятие! Стебель сломался, мы ничего не добились. Никогда не получается выдрать их из этой гущи. У всех цветков общие, невидимые корни. Думаю, что они рождаются не в грузовике, а где-то дальше. Могучие корни их спускаются к колесам и, точно длинные, бесконечные нити, тянутся к центру планеты. Поглядите же! Вот я копну здесь. Еще три лотоса! Стоит только вырвать один, как десяток хищных цветов появится в другом месте, раскрывая белые соцветия. Затем прилетают тучи жадных до лакомства пчел, проникающих внутрь этих нежных влагалищ, густой нектар течет рекой, пчелы звенят от наслаждения — и я схожу с ума, начинаю тереть себе соски, раздвигать бедра, прикасаться пальцем к своему лону. На помощь, мой Генерал! Стащи меня с вершины, дай слететь в пропасть! Хватит! Когда груз доедет до фабрики, он будет уже потерян. Злополучные лотосы сожрали все, не осталось ни капли испражнений. Если эта напасть похитит у нас всю гниль, что станет со мной, с нами, с этой героической страной? Я просила Генерала, чтобы он посылал мне по разумной цене, со связанными руками забастовщиков, тяжелобольных, стариков, саботажников, нерадивцев, смутьянов, всех иностранцев. Знайте же! Страна уже много лет живет не за счет обычных удобрений, ставших бесполезными из-за лотоса. Отеческая земля живет благодаря смеси из мяса и костей, получаемой путем тщательного измельчения бесполезных граждан. Понимаете теперь, почему я столько говорю? Почему трачу время, стараясь убедить вас? Утоните в моем жалком дерьме! Обогатите его своими высохшими телами! Эту нужно не мне и не стране: это нужно Генералу! Каждый гражданин, принесший себя в жертву, означает новую улыбку на его лице.

— Большое спасибо, сеньора, но мы не чувствуем в себе призвания удобрять землю. Новые улыбки Генерала оставляют нас равнодушными. Мы лучше спрыгнем с грузовика. Прощайте!