Зульфю Ливанели - История моего брата

Теперь в его глазах светился гнев.

– Я хорошо тебя знаю, Ахмед. Давай, признавайся: ты ведь рассказал ей обо мне, наверняка рассказал!

Я никогда не врал брату, не стал лгать и теперь.

– Так, – сказал Мехмед. – Значит, рассказал. Каждый день по части.

Он перешел на крик:

– Прекрасно! Все, как я и предполагал! Ты пользуешься мной, чтобы вскружить голову какой-то девчонке! Чтобы удержать ее рядом! Ты втрескался в нее, но скрываешь это сам от себя! А меня используешь как орудие, чтобы достичь своей цели!

Мне казалось, что в ярость его привело не столько то, что я рассказываю незнакомой девушке историю его жизни, сколько то, что я приблизил к себе кого-то, кроме него.

– Да нет же, Мехмед! – попытался успокоить его я. – Ты же знаешь, я не смогу солгать тебе! Это неправда, что я испытываю что-то к девчонке! Ничего подобного! Возможно, мне просто нравится с ней играть. Ведь она совсем из другого мира, из мира молодых. В ней есть милая наивность и чистота. Да, мы иногда спорим и ругаемся, но не буду скрывать от тебя, что сейчас очень интересно провожу время.

Мехмеда было невозможно переубедить.

– Ты втрескался в эту девчонку, как юнец, Ахмед! – не унимался он. – Признай уже это, и хватит отпираться. Самая опасная ложь для человека – ложь самому себе.

– Разве может влюбиться тот, кто знает, что любовь – шаги по краю пропасти с завязанными глазами? – спросил я.

Воцарилось молчание, а затем я перешел в наступление. Между нами произошел странный разговор.

Я спросил его:

– Твое сердце так и не успокоилось? Старые мысли по-прежнему терзают тебя? Ты по-прежнему думаешь о ней?

– Деревья в саду здорово выросли, – отозвался Мехмед.

– Когда ты избавишься от того, что терзает тебя? – не унимался я.

– Керберос когда-нибудь спаривался? – спросил Мехмед.

– Тебя носит по свету, то в один конец, то в другой. А на самом деле везде все одинаково.

– Ты по-прежнему много читаешь?

– Ответ, который ты ищешь, находится не в Андаманском море, не на Афоне, а внутри самого тебя.

– Ты все время сидишь дома, а совсем не поправился. Спортом занимаешься?

– Знаешь, как говорят: тот, кто едет за море, обретает лишь новую погоду, но не новый ум. Тебе нужно перестать колесить без остановки по миру и спуститься с небес на землю. Ты же помнишь легенду о том, как один глупец забрался на спину тигру и никак не мог слезть оттуда, боялся, что, когда он слезет, тигр его съест. Но пойми: невозможно всю жизнь просидеть у тигра на спине! Тебе пора уже спуститься, пора принять свое прошлое, как оно есть! Помнишь, сколько раз я тебя уговаривал сходить к психиатру, но ты никогда меня не слушал!

– Разве ты не читал мне давно лекцию о пользе активного забывания? Вроде бы ты тогда говорил, что когда-то люди жили, забывая обо всем. То есть способность забывать была лучшим исцелением для человечества.

– Да, верно, но…

– Но что?

– Кажется, я запутался. Давай сменим тему.

– Тот, кто знает, не сможет жить так, будто ничего не знает!

Мехмед с победным видом посмотрел мне в глаза. С детства он выигрывал интеллектуальные споры, которые часто разгорались между нами. Добавлю: вплоть до того времени, как я перестал прикасаться к людям.

Лицо Мехмеда напоминало лицо существа из другого мира. Однако безумный блеск его глаз составлял некоторое противоречие с его бледным изможденным лицом. Вволю насладившись победой, он наконец заговорил.

– Ладно. Скажи мне, ты ходишь на могилу родителей?

Этот вопрос для меня оказался полной неожиданностью.

– Нет, – ответил я тихим голосом.

– Почему?

– Потому что я и так на могиле.

Я сам не понял, почему так ответил: как говорится, само вырвалось. Может быть, оттого, что я не посещал могилу родителей, не оказывал им должного почтения, а может быть, по другой причине.

Мехмед молчал.

– Видишь ли, – нарушил я молчание, – позавчера мне пришло одно электронное письмо. Помнишь братца Динча?

Я не успел договорить, как Мехмед вскочил и направился к выходу. Я рванулся за ним вниз по лестнице. «Прости меня, пожалуйста! У меня случайно вырвалось, извини! Я не собирался говорить о Борисове, не собирался говорить об этом! Пожалуйста, не уходи, ты же только что приехал!» – лепетал ему я вслед.

Но Мехмед не слушал меня и молнией вылетел за дверь. Керберос, увидевший его в саду, поднялся, вновь приветливо помахивая хвостом. Мехмед не посмотрел и на пса. Из-за калитки он крикнул: «Бросай писать всякую чушь в эту свою тетрадь!» С этими словами сел в ожидавшее его такси и был таков. Я долго смотрел вслед машине. Мне казалось, что все происходящее – какой-то рассказ, а я герой этого рассказа. Вот бы все так и было, подумалось мне, вот бы все это было событиями романа, я бы мог вернуться к первым его страницам. Но когда же я рассказывал Мехмеду о своей тетради? Откуда он про нее знал?