Зульфю Ливанели - История моего брата

Она заметила меня почти сразу; поначалу на ее лице отразилась растерянность, затем она встала, подошла ко мне и протянула руку. На этот раз она была в узкой черной юбке и серой блузке с коротким рукавом. Она спросила, что я здесь делаю, хотя прокуратура находилась напротив кафе. Я рассказал о допросе.

– Н-да… – задумчиво протянула она. – Светлану отправили в Уголовный суд. Так что теперь болееменее ясно, кто преступник.

Было понятно, она неплохо разбирается в юридической терминологии. Что сказать в ответ, я не знал. Наступило молчание. Девушка махнула в сторону приятелей: «Это мои коллеги по газете. Мы приехали, чтобы наблюдать за тем, как идет процесс».

– Замечательно! – отозвался я.

– Посидите с нами немного?

Я извинился и сказал, что хотел бы поехать домой.

– Ну, естественно, – согласилась она. – Ваши книги давно вас не видели и по вам соскучились.

Она вновь перешла на «вы», но вот я переходить на «вы» не собирался.

– Конечно, соскучились. Я тоже по ним соскучился.

– А еще мы забыли Кербероса.

Я утвердительно кивнул.

– Да, и Любимую тоже!

Ей явно хотелось поговорить. Ну а мне все это надоело, я кивнул девушке и отправился восвояси. Свою развалюху я припарковал на одной из улочек рядом с прокуратурой. Не успел я дойти до машины, как рядом с моим отражением на лобовом стекле отразилась и моя журналистка. Она стояла за спиной. Я повернулся и увидел странное выражение на ее лице. То ли страдание, то ли неловкость, то ли еще какое другое сильное чувство терзало ее – я не понял. Мы оба молчали. Наконец я спросил, что ей нужно; неужели ей так любопытно знать, что сказал мне прокурор.

– Нет! – еле слышно проговорила она.

Меня осенило:

– Так ты историю о Мехмеде дослушать хочешь? Что же сразу не сказала?

Она утвердительно кивнула:

– Да, я хочу знать, что произошло с вашим братом. Что значит самая красивая в мире женщина? У вас есть ее фотография?

– Ну тогда прошу в машину, – сказал я. – Я продолжу рассказ. Но прежде мне нужно заехать к Хатидже-ханым, справиться о здоровье ее сына Мухаррема.

К моему удивлению, она не стала спорить, тут же побежала к своим приятелям, сказала им что-то и, схватив свою сумку, вернулась.

Когда мы доехали до Хатидже-ханым, девушке захотелось подождать меня в машине. Однако в сад вышла сама хозяйка, увидела мою спутницу и сказала, что без айрана никуда нас не отпустит. Возражать ей было совершенно невозможно.

На удивление, в этот раз дома был и муж Хатидже-ханым, который обычно в это время дня сидел в кофейне. Этот человек никогда в своей жизни не работал, скажем так, по-настоящему: на стройке или клерком в конторе. Тем не менее у него были свои обязанности: он собирал хворост в лесу, ухаживал за курятником, кормил птиц, собирал яйца, следил за собственными посадками в саду – короче говоря, отвечал за хозяйство и пропитание. Иногда он нанимался в дома стамбульцев ухаживать за садом, а в помощь на подрезку деревьев брал с собой сына Мухаррема. Он был улыбчивым человеком с ясным лицом, весь в своего отца, тоже Мухаррема, переселенца из Болгарии. Год назад старик тихо скончался от старости и был похоронен на деревенском кладбище. Внука назвали в честь деда. Помимо старшего Мухаррема, в семье было еще двое детей – девочка и мальчик. В отличие от своего брата, они родились совершенно нормальными.

За питьем айрана, приготовленного Хатидже-ханым, – а был он совершенно особенным, – мы узнали, что нашими молитвами Мухаррему сегодня намного лучше. Лекарство помогло, температура спала. Правда, он по-прежнему был очень слаб, лежал в поту, но уже пришел в сознание. Увидев рядом со мной незнакомую девушку, он страшно заволновался, попытался сесть, однако я остановил его. Парень был стеснительный, перед нами ему было неловко, он заливался краской. Голос у него совершенно сел, раздавался только сип. Я прислушался и, наконец, понял: он произносит «Как там Кырбаш?».

– Все хорошо, – ответил я. – По тебе соскучился.

Так как у Мухаррема были от рождения проблемы с речью, то Кербероса он называл «Кырбаш». С первого дня знакомства он крепко подружился с моим псом, и когда он приходил ко мне на занятия, то подолгу возился с ним в саду. Они играли в такие безумные игры, что у тех, кто видел Мухаррема вдвоем с огромной собакой, замирало дыхание. Иногда Керберос (то есть Кырбаш) мягко сжимал огромными челюстями его руку и подолгу не отпускал. Если бы Керберос чуть сильнее сжал челюсти, то от руки бы ничего не осталось. Однако пес так осторожно сжимал руку, что ни разу не поранил ее. В общем, поражало то, как внимательно оба относились друг к другу.