Хусни Хигази чуть было не спросил Абду, как ему все-таки удается обеспечивать семью, но тут же передумал. К чему портить свой полуночный отдых? Вдруг старик попросит взаймы!
Наконец Абду сам рискнул нарушить затянувшееся молчание.
— Ибрагим теперь жених Сании, сестры Марзука, — сообщил он.
Хусни уже знал об этом. Невеста получила от него кое-какие деньги, как и Алият. Но он сказал, не моргнув и глазом:
— Сохрани бог жениха и пошли счастье невесте!
— Хорошие люди, и живут вроде нас. Она служит в министерстве земельной реформы.
Внезапно в разговор вмешался Ашмави:
— Не нравится мне, когда женщины служат!
— В переулке Хилла все девочки учатся, а которые постарше, так уже работают, — заметил Абду.
— Ну и что? — заспорил старый чистильщик.
— Были бы у тебя дочери, ты бы так не говорил!
— Благодарение богу, он послал мне только четырех сыновей.
Хусни об этом услышал впервые. Он поинтересовался:
— А чем они занимаются, Ашмави?
— Старшие работают на бойне. Одному пятьдесят лет, другому шестьдесят, — и нехотя добавил: — Третий попал под трамвай, а четвертый в тюрьме.
Хусни опять повернулся к Абду и спросил:
— Ибрагим думает жениться теперь же или будет ждать мира?
— Это уж как он захочет. А по мне, лучше сегодня, чем завтра. Кто знает, когда кончится война?
— Пожалуй, никто, Абду.
— То-то и оно.
— И никого это не волнует.
— Нет, тут ты ошибаешься! Конечно, волнует! Просто люди никак не оправятся от горечи поражения.
Разговор о войне заинтересовал Ашмави, он поднялся и вошел в зал.
— Аллах не оставит нас своей милостью! — заявил он еще с порога.
— Лучше скажи: если аллах позволит! — посоветовал Хусни Хигази.
Но старик не заметил насмешки.
— Все в его воле! А только нам надо добиться победы! Иначе не быть миру на земле!
— А если дело кончится мирным урегулированием? — спросил Хусни.
— Не приведи бог! — воскликнул Ашмави, щуря подслеповатые глаза, и добавил, по-видимому желая засвидетельствовать могущество аллаха: — Пророк свидетель, вчера ночью я дважды приласкался с женой! Вот как!
— О чем ты говоришь, Ашмави! Постеснялся бы!
А старик продолжал:
— Веру мы потеряли, правы испортились!
«Да разве в этом дело?» — подумал Хусни Хигази.
На тротуаре перед баром «Америкен» в ярком свете вывески толпилась молодежь. Одни лениво переговаривались, другие молчали, третьи, закрыв глаза, пританцовывали на месте. Прохожие с трудом пробивались между молодыми стройными фигурами. Кто-то возмутился:
— Небось мужчинами себя считаете?! Так шли бы на фронт! И не стыдно вам?
Но молодых людей эти слова не смутили.
— Кажется, нас хотят досрочно отправить на фронт? — небрежно бросил какой-то юноша.
Вмешался еще один прохожий:
— Какое им дело до этого? Ждут, наверное, что вместо них в армию пойдут женщины и малые дети.
Молодые люди предпочли не вступать в пререкания и отправились в бар «Женева». Сгрудившись у стола, уставленного пивными бутылками, они говорили наперебой, почти не слушая друг друга. Марзук наливал пиво в стаканы и раздавал приятелям.
— Проблема отношения полов сводится всего лишь…
— На фронте проблемы куда сложней, — перебил чей-то голос.
— Я имею в виду внутренние проблемы.
— Не мешай, пусть человек говорит.
— Старики рассказывают, что в их время проституция была разрешена законом.
— Ну, сейчас куда лучше! Женщины стали доступны, как воздух и вода.
— Как воздух и вода! Скажешь тоже! Да ведь девчонки ничего не делают просто так! Только и знают, что требовать!
— А ты чего хочешь? Такая уж теперь жизнь.
— Добродетель капитулирует перед автомобилем.
— Надо только поймать свой шанс.
— Или ездить на автобусе!
— Все это ерунда! А вот есть ли бог?
— Что это ты вдруг?
— Нашей главной заботой было арабское единство, африканское единство…
— Но какое это имеет отношение к вопросу, есть ли бог?
— Теперь наша главная забота — как и когда можно преодолеть последствия агрессии.
— Прошу внимания! Все-таки — есть бог?
— А ведь и мы знавали дни славы!
— Химеры все это!
— Иллюзии…
— Вот дьявол, постоять перед баром нельзя!
— Сволочи!
— Если Израилю суждено отступить, то он отступит.
— Кто, кроме нас, будет драться каждый день?
— А кто дрался в пятьдесят шестом году? В Йемене? Кто дрался в шестьдесят седьмом?
— Старик рассчитывает сохранить невинность полуобнаженной девицы. Для него нет ничего важнее.
Читать дальше