Лауро Мартинес - Лоредана

Вот так, отец Клеменс, и когда я в следующий раз увидела отца, дней через десять-двенадцать, Марко был тут как тут и следил за нами, и хотя был еще нездоров, но лип к нам как пиявка. Я вызывала в отце дрожь, он видел странное выражение моих глаз, он не желал мне горя, но не желал проблем и себе, он хотел видеть меня взрослой женщиной, не девочкой, и лицо его говорило: «Во имя Небес, перестань! Не надо больше позора и скандалов!» Так как же я могла сказать ему? Я подумывала написать ему письмо, хоть никогда не писала писем, и передать его прямо в руки, когда Марко не будет смотреть, но именно этого отец и испугался бы и не одобрил, я видела это по его манерам — с тех пор он всегда был немного более приветлив с Марко.

Отец Клеменс, я прерываю свою исповедь, чтобы сказать, что я с трудом могу удержать дрожь в руке. Теперь, читая это, вы уже знаете причину. Через пару минут я соберусь. Я вспоминаю всю свою жизнь, словно просеивая ее через сито.

На чем я остановился? Мне было почти шестнадцать, и мои дни в Санта-Мария-Новелла подходили к концу. Следуя совету мессира Ланфредино, мои опекуны решили, что со следующего года я должен приступить к занятиям на степень в теологии и философии и посему мне нужно отправиться в Болонью, в этот город ученых, дивных маленьких лавочек, круглых площадей и колоннад. Мне еще предстояло полюбить его искусно вырезанный серый камень, его изящные повороты и возносящиеся в воздух башни. И хотя я продолжал жить с доминиканцами в монастыре Сан-Доменико, Болонья дала мне первый пьянящий вкус самостоятельной жизни. Я мог бродить по улицам, проскальзывать в отдаленные уголки, порой обедать в тавернах и поближе рассмотреть жизнь смертных, живущих своим трудом. У них даже запах был другой, чем у нас, духовенства.

В течение последнего года во Флоренции в жизни моей появилась странная связь с Болоньей и двухъярусной Венецией: это был Лука дели Альбицци, который однажды приехал в монастырь. Ему было семнадцать, в монастыре он провел всего год, а потом, как и я, отправился в Болонью, с той, однако, разницей, что он собирался изучать гражданское и каноническое право. Широкоскулый, розовощекий, крепкий и излучавший физическую силу, он являл собой образец телесного здоровья. Его кулаки были как молоты, плечи подобны крепости, а рыжеватые волосы часто прилипали к потному лбу. И в то же время он был умен, сообразителен и лучше меня знал латынь. За час он с легкостью осваивал то, над чем я бился два. В Болонье я также узнал, что он был обжорой, любителем вина, приятелем проституток, гением притворной дружбы и ничто: ни вино, ни удары — не могло свалить это духовное лицо с ног. Лука мне сразу же понравился, но я не мог подружиться с ним во Флоренции из-за монастырских правил. А теперь я перехожу к рассказу о годах в Болонье.

Благодаря своей энергии Лука дели Альбицци казался мне природной стихией, горой, и в Болонье мы смогли стать друзьями, часто встречаясь в студенческом квартале. В первый год мы обожали бродить по огромной соборной площади. Его жизненная сила привлекала всеобщее внимание, и я почти влюбился в него. На самом деле, я обожал его и мог бы полюбить его и в плотском смысле, но такая любовь есть мерзкий грех, подлежащий наказанию кастрацией, как вы знаете, а в некоторых городах и сожжением. Однако не только убеждение в греховности подобных отношений останавливало меня, но и какое-то телесное понимание того, что есть правильно. Мужские тела не казались мне — расе Plato (при всем уважении к Платону) — подходящими друг для друга. И посему я молился, иногда постился и держался подальше от Луки. Прощаясь, мы с ним иногда обнимались, но больше никогда не дотрагивались друг до друга и никогда не говорили о наших чувствах. Однако разговор сейчас не об этом. Если я и согрешил с ним, то только в сердце моем, и этот грех давно исповедован и искуплен. Великий урок и тайна наших с ним отношений заключались не в этом.

Лука происходил из старинного флорентийского рода, почти уничтоженного политическими противниками около ста лет назад. Впоследствии все планы этой семьи: попытки заключить выгодные браки, получить должности, отсудить имущество — расстраивались. Видя блестящие способности Луки, его отец и другие родственники решили, что он должен восстановить состояние дома Альбицци, избрав церковную службу, добившись успехов и заняв, наконец, пост епископа. В своих мечтах они даже видели его кардиналом.