Эмилио Кальдерон - Карта Творца

Меня самого дважды задерживало СС, когда я ехал трамваем на работу. В обоих случаях мне удавалось уклониться от принудительных работ благодаря услугам, оказанным мною рейху. Но я не подозревал, что моя судьба вскоре круто изменится.

Однажды вечером, вернувшись с работы, я застал у нас дома Юнио. Выражение его лица было серьезным и суровым, а фашистская форма показывала, что пришел он по делу. Монтсе сидела рядом с ним и выглядела расстроенной. Едва я появился в гостиной, она вскочила. И тогда Юнио произнес:

— Задержан глава незаконной организации под названием «Смит». Среди документов, изъятых в его доме, обнаружили чертежи линий немецких укреплений. Почерк на этих бумагах совпадает с твоим. Капплер сегодня ночью подпишет приказ о твоем аресте. Я сказал Монтсе, что тебе лучше на время спрятаться.

Я давно уже знал, что появление этой темы в нашем разговоре — вопрос времени, так что даже не стал отпираться.

— Полагаю, рано или поздно это должно было произойти, — сказал я вместо признания.

— В Риме с каждым днем все труднее хранить тайны. Немцы всерьез занялись подпольными организациями. Они хотят любой ценой подавить сопротивление, — заметил Юнио.

— Что стало со Смитом? — поинтересовался я.

— Он не выжил после допроса в гестапо. Но он не назвал твоего имени. Как я уже сказал, немцы вышли на тебя другим способом.

Тот факт, что Смит не назвал нацистам и имени Монтсе, успокоил меня.

— Где ты предлагаешь мне спрятаться?

— Помнишь квартиру на виа деи Коронари? Там ты будешь в безопасности, пока обстановка не нормализуется.

— Этого не случится до тех пор, пока немцы не уйдут из Рима, тебе это известно так же хорошо, как и мне.

— Тебе придется набраться терпения.

— Я терпелив, но наивностью не грешу. Теперь ответь мне на один вопрос: зачем ты мне помогаешь?

— Потому что мне не важно, что ты там мог натворить. Сейчас уже все не важно. Мы все ошибались, в большей или меньшей степени. Кроме того, есть еще Монтсе, — признался Юнио.

— Действительно, есть еще Монтсе. Я не хочу оставлять ее одну. Если немцы не найдут меня, вероятно, они возьмутся за нее.

— Я смогу ее защитить. Со мной она будет в безопасности.

Именно такого поворота событий я и стремился избежать любой ценой. Я не хотел оставлять ее с ним. Я больше не хотел быть ему обязанным. Своей работой я обязан Юнио; если нам нужно мясо или лекарства, их достает он… Его влияние на нашу жизнь и так уже чрезмерно.

— Мне кажется, ты не понимаешь: я давно хочу защищать ее сам.

Мы говорили о Монтсе так, словно ее не было в комнате, в то время как она внимательно следила за нашим разговором.

— Боюсь, в твоем положении это невозможно, — возразил Юнио.

— Ты можешь оставить нас наедине на несколько минут? Нам с Хосе Марией нужно поговорить, — вмешалась в наш спор Монтсе.

— Хорошо. Я приехал один, без Габора. Буду ждать внизу, в машине.

— Спасибо.

Когда дверь за Юнио закрылась, я произнес:

— Я не хочу подвергать тебя опасности. И расставаться с тобой не хочу.

— Боюсь, уже слишком поздно, — сказала она ровным голосом.

В это мгновение я понял, что в какой-то момент, пока меня не было, колдовство нашего брака разрушилось.

— Что ты хочешь этим сказать?

Монтсе подошла к одному из книжных шкафов, стоявших в гостиной, достала оттуда книгу, полистала ее и протянула мне лист с печатным текстом, озаглавленный: «Правила партизанской борьбы». Я наугад прочел один параграф, в котором советовалось начинать с самых простых действий, например рассыпать шипы на дорогах, по которым чаще всего ездит техника противника, или натягивать тросы над шоссе, чтобы «отпиливать» головы водителям и пассажирам вражеских мотоциклов.

— Что это такое, черт возьми? — удивился я.

— Я кое с кем познакомилась… — произнесла она с запинкой.

— С кем? — настаивал я.

— С членами Сопротивления из патриотических боевых отрядов, — призналась Монтсе.

— То есть с убийцами. То, что они предлагают, не слишком отличается от действий немцев.

— Разумеется, отличается! — возмутилась она. — Они сражаются за правое дело.

— Отрезая головы?

И в подтверждение своих слов я помахал листовкой, которую она мне вручила.

— Это необходимо, — тихо произнесла она.

— Я до сих пор помню, как ты отреагировала, когда твой отец и секретарь Оларра оправдывали убийство евреев в «Хрустальную ночь».

— Обстоятельства разные, — стала оправдываться она. — Я пообещала им свою помощь, и ничто не заставит меня изменить свое решение.