Эльфрида Елинек - Дикость. О! Дикая природа! Берегись!

заскользили резво к школе. Улетели дети прочь! Там наверху — кофе с пирогом. В рюкзаке полно всякой снеди. Старая женщина вздрагивает от вожделения: молнии на небосводе (послание фирмы Иисуса Христа). Она редко видит людей, но не может обходиться без этого радостного соприкосновения, для которого старается найти повод. Он должен прийти и что-то сделать. Никаких возгласов ликования над сочащимися влагой лесами. Скотину сюда давно не гоняют. Оставшихся животных списали, бедняг всех закололи. Ножами их зарезали. Женщина всегда способна показать, что это значит — быть женщиной! Если ты женщина, тебе много что нужно. Одни наряды чего стоят! Пожилая дама бешеной привлекательности кого-то ждет, она моется, трет себя начисто с ног до головы. Никто этого не видит. Внизу она раздваивается пополам. Она готова выставить всю себя напоказ. Другой женщине чистоплотность связей на стороне приходится больше по душе, чем навоз в хлеву да свинство запачканной детской постели. Лучше в гостях да на чистом белье, чем после родов в крови да в дерьме. Лучше раз переспать, чем вечно кровью истекать. Ушла: видите ли, кафель ей такой не по сердцу, узорчик на нем не тот, а там все как надо (душ! унитаз!) и нет никаких ежедневных трений. Жилище первого сорта — вместо аборта. Ах, на альпийские луга теперь не ступает ничья нога. Настали времена: их эксплуатация временно прекращена. У нас к зарабатыванию денег отношение исключительно положительное. Пока нарыв не вскроется, боль не успокоится. Скотина-то, она с обоих концов тупая. Никто ни с кем не разговаривает. Скотина хороша, когда со стороны на нее смотришь (а не когда за ней ходишь). Рви цветочки, пока они в Красную книгу не попали. Свежий букет пышных сорняков вступает в смутный диссонанс со свиным жарким. Ребенка вырастить труда стоит. А тот чужак тоже рад-радешенек. Скот — светел. День — прекрасен. Он что-то обещает, но не обязан сдерживать обещание. Человек на тропе видит что-то неожиданное — вот радость-то, он ни о чем другом и не мечтал. Старый журнал с комиксами, прямо-таки реликт, «Медведь по имени Бусси». Вода, ядовитые химикаты плюс время — одно только время соло — произвели беспрецедентное отбеливание, вот так природа отняла у лета еще одну, последнюю добычу. Таких комиксов ни один ребенок не хватится. Природа успешно переваривает искусство. Природа побеждает. Кому это не хватает детей? А вот этому отцу не хватает сразу двоих детей. Они со своей матерью вместе давно уж, поди, добрались до тирольских краев. Взять что ли эти комиксы. Для девчонки, она до чтения охоча. И тут же он втаптывает терпеливую бумагу вместе со всеми ее бумажными ошметками в раскисшую землю, пусть будет земля — полная чаша. Дачники и самую никудышную животину готовы разглядывать как в музее. Некоторые ради этого только скот держат! Расчетливый да ушлый без колебаний превращают деревенскому жителю жизнь в ад. Они оставляют после себя тошнотворную липкую печать нечеловеческого гостеприимства. Отвратительное радушие, самоуверенное равнодушие распространяются повсеместно. Другие, хотя и по великой нужде, облегчаются у всех на виду, за ближайшей лиственницей. Тоннами расходуется ум, бумага — да уж, от этого прямо голова пухнет, только увидишь, как они возлежат на своих любимых стульях, жирдяи, свиноматки, говядина. Колбасы. Дачник (честное слово!) ждет целый год, облепленный костюмом как панировкой, жизнь его прерывается, и новой он ждет целый год. Жизнь проходит как всегда, наступают холода. Дети у меня так любили рассматривать картинки. Разум смышленых детей пробуждался по будильнику в пять утра ежедневно и сиял дивным светом, редким для этого возраста, — да, он обещал многое! Пешком часок и в автобус — скок. А теперь под стол пешком ходят по тирольской земле. Пусть земля им будет пухом. Тироль стоймя стоит, там крутоватенько. Свалятся дети с этого крутого Тироля. И не родному отцу под ноги. Отцу и в кожурке из собственной кожи неплохо живется. Тупо теребит он свою половую колбаску, на ощупь очень приятно. Заманчивый запах. К воскресенью крайняя плоть вообще закроется, срастаясь с лесной грязью, — чем не выходной костюмчик? Вы видите лодку, вон там, на воде? Эта пучина по праву носит свое бледное имя. По дну шагают окаменелые останки паромной переправы в традиционных деревенских костюмах. Их траурная процессия заканчивается в двадцати метрах от берега — зверски серьезная глубина. Кое-кто видит там ковер из человеческого воска.Читать дальше