Роман Сенчин - Дождь в Париже

«Прикинь, – отзывался Андрей невпопад, осененный открытием, – ты – Бобровский, а они уехали в Бобров. Офигеть, да?»

Пашка безысходно вздыхал:

«Очень глупый каламбур. Выпей чаю – гашик отпустит».

Вышел к какой-то станции метро и оказался в толчее. Вернее, затормозил на ее краю.

Парни арабской наружности перекрикивались, цепляли прохожих вопросами, что-то предлагали. Одни шарахались от них, другие вступали в разговор.

Это бурное оживление было так неожиданно после пустых, тихих улиц, что Топкин стал недоуменно наблюдать.

– Нравы и обычаи столицы мира, – пробормотал вполне серьезно.

Парни, как оказалось, пытались продать разные мелкие вещи: сигареты, что-то в пакетах, коробках. Предлагали товар страстно, исступленно. Создавалось ощущение, что, если сейчас у них не купят пачку «Кента», они расплачутся или вовсе упадут в приступе страшной боли.

Но при этом действовали некие правила: парни не хватали прохожих за рукава, не преграждали дорогу. Они стояли в основном за решеткой, отделяющей улицу от лестницы в метро, и тянули к спускающимся и поднимающимся свой товарец. Те же, кто был на тротуаре, семенили рядом с прохожим несколько метров, расхваливая пачки, коробочки и пакетики, и, если потенциальный покупатель не реагировал, отставали.

Увлеченный зрелищем, Топкин пропустил важную и мгновенную перемену. Парни вдруг стали исчезать, а на их месте возникли солдаты с автоматами. Они цапали всех подряд и одних по известным им приметам отпускали, а других уводили.

Один солдат, невысокий, но плотный, тоже напоминающий араба, схватил Топкина за плечо. Так крепко и надежно, что сразу, не дергаясь, стало ясно: вырваться не получится. И еще длинноствольный автомат перед глазами.

– Я русский, – пролепетал Топкин. – Турист… Руссо туристо!

Солдат вгляделся в него и разжал пальцы. Топкин пошел прочь, повторяя дрожащим голосом, предупреждая новое хватание:

– Я турист! Русский турист!

Через минуту ему уже было смешно и стыдно за это «руссо туристо», но в тот момент французские и английские слова забылись и пришла вот эта идиотская фраза из старой советской комедии, которую видел раз сто. Идиотская, но искренняя, и вот, получается, выручившая…

В последние месяцы он редко смотрел фильмы, слушал музыку. Все свободное время ловил новости по телику, радио, в интернете. Да и какие фильмы, музыка, когда тут такое – события, меняющие историю. Не у нас, но рядом, по соседству, на Украине… Хотя почему не у нас? И у нас!

Поначалу казалось, что ничего серьезного: несколько тысяч человек на одной из площадей Киева собрались и против чего-то протестуют. Андрей не особо и вникал в суть. Была уверенность: все закончится мелкими стычками с ментами, как в Москве в две тысячи одиннадцатом-двенадцатом. Может, кого-нибудь посадят. Сажают за слишком активный протест и у нас, и в Белоруссии, и в США с Европой.

И стычки с милицией в Киеве были, хлопали по спинам дубинки. Но вместо того чтобы испугаться, попрятаться по домам, люди превратили площадь в крепость. Ее штурмовали. Появились избитые, окровавленные, полетели в милицию бутылки с зажигательной смесью. Цепи, баррикады, черный дым от горящих покрышек, БТРы, первые трупы… Десятки убитых и раненых, пылающие здания в центре Киева.

И вот президент Украины, его министры бегут из страны. Новая власть. Один из первых законов, фактически запрещающий русский язык, принятый и тут же замороженный. Но уже поздно – Крым решает отделиться, о чем по радио «Эхо Москвы» захлебывающимся от восторга и тревоги голосом объявляет находящийся там писатель Сергей Шаргунов; по всему юго-востоку Украины митинги, захват или попытки захвата правительственных зданий. Российские флаги вместо украинских…

В маленький, мало кому известный Краматорск на Донбассе прибывают несколько десятков человек в камуфляже и масках. С оружием. Штурмуют городскую администрацию, отдел милиции. Слышна стрельба. «Это холостые, да?» – спрашивают из толпы.

Через сутки десятки вооруженных превращаются в сотни. Под контроль Донецкой, Луганской народных республик, которые провозглашены вместо областей, переходят город за городом, село за селом.

Киев посылает на них танки, но танки или гибнут, или переходят на сторону республик. Сначала крики «пидарасы!», а потом бои, кровь, горы трупов – да, горы в тесных моргах райцентров – с обеих сторон, реки беженцев. Одни реки – на восток, в Россию, другие – на запад, вглубь Украины…