Самия Шариф - Река слез

Оглядевшись, я увидела то, от чего все старались держаться подальше. Здание выглядело, как настоящая тюрьма. Двое полицейских охраняли вход. Перешептываясь, они рассматривали меня, в то время как я делала вид, что не замечаю этого. Когда я подошла ближе, один из них поздоровался со мной по-английски.

— Добрый день. Я говорю по-арабски. Я хотела бы посетить Сафито ель Омари.

Полицейские внимательно посмотрели на меня, после чего один из них спросил;

— У вас есть удостоверение личности?

Я достала паспорт, и оба стража стали внимательно его изучать.

— Значит, вы из Канады, — заключил один из них, но потом напрягся, прочитав сведения о моем происхождении. И что понадобилось очаровательной канадке в таком месте, как это? Вы ведь знаете, что это за учреждение?

— Конечно. Это психиатрическая больница, такие есть в любой стране.

— Ив Канаде тоже?

— Разумеется.

— Наверняка у вас они не такие, как здесь, — заметил он, вздыхая и выразительно глядя на коллегу.

Вернув паспорт и попросив меня подождать, полицейский прошел в кабинку, очевидно чтобы позвонить. Я думаю, что он сообщал начальству о моем приходе. Через несколько минут он вернулся.

— Вот ваш пропуск, но будьте очень осторожны. Медсестра будет вас сопровождать все время, пока вы находитесь здесь. Таков приказ моего начальства.

С пропуском в руке я направилась в сторону дверей, а войдя, увидела полную женщину в белом халате — обязанную меня сопровождать медсестру. Она подошла ко мне и спросила, широко улыбаясь:

— Вы та женщина, которая приехала из Канады?

— Добрый день. Это и в самом деле я.

— Мадам, я хочу вас попросить идти рядом со мной и не позволять другим подходить к вам слишком близко.

— А почему?

— Потому что это может быть опасно. Здешние обитатели не привыкли видеть таких женщин, как вы, тем более иностранок.

Место мне показалось зловещим, и я ощутила некоторый страх. Грязные стены производили весьма отталкивающее впечатление. Мы шли по длинному коридору, и до меня стали доноситься стоны женщин и плач детей.

— Не подходите близко к дверям, — предупредила медсестра. — Не хотелось бы, чтобы с вами что-то произошло.

Прежде чем впустить меня в общий зал, она позвала подкрепление. Еще две медсестры присоединились к нам.

— Идите за нами, пожалуйста.

Я слушала инструкции медсестры и, несмотря на дурацкую привычку то и дело задавать вопросы, безропотно выполняла все команды.

Медсестра открыла двери, и моему взгляду открылась жуткая картина. И это еще слабо сказано. В грязном помещении со спертым воздухом, как животные в плохо убранном хлеву, находились женщины и дети — угнетенные, лишенные всякой надежды.

Мне не хватило бы слов, чтобы выразить негодование, которое все росло во мне. Однако я должна была оставаться спокойной, так как боялась, что медсестры, уловив мое состояние, выставят меня отсюда в тот же миг.

«Спрячь свои совершенно неуместные эмоции и держи себя в руках, Самия. Иначе ты находишься в этом месте в первый и последний раз».

— Сафия, подойди, — велела медсестра женщине, лежащей на полу вместе с двумя детьми.

Удивившись, женщина поднялась, продолжая держать ребенка, который сосал грудь. Ее взгляд, направленный на меня, был прямым и открытым. Приблизились и другие обитательницы палаты. Одна из женщин принялась пристально меня рассматривать и трогать мои волосы. Медсестра оттолкнула ее и велела держаться подальше.

Сафия спросила меня, кто я такая и чего от нее хочу. Я объяснила, что пришла от ее сестры, чтобы узнать, в чем нуждаются она и ее дети.

— Повезло Сафии! Бог ее любит! — выкрикивали ее подруги по несчастью.

— Я даже не знаю, что вам сказать, госпожа, как вас благодарить за то, что вы пришли сюда. Чего бы мне хотелось, так это поесть мяса. И еще нужны одеяла, чтобы укрываться, когда мы спим.

Сафия опустила глаза в ожидании моего ответа. Тяжело было смотреть на нее, как и на других женщин с их многочисленными детьми — узников этого заведения, которое никак нельзя было назвать домом. В помещении царил ужасный беспорядок и сильно воняло потом. Женщины и дети лежали прямо на полу на тонких подстилках, не имея ничего другого, чтобы укрыться, кроме старых рваных одеял. Как можно было позволить, чтобы эти люди жили в таких кошмарных условиях, словно животные? Чем они провинились? Тем, что от них отреклись, что их бросили, разлюбили?

— Сколько человек живет вместе с вами? — спросила я, взяв себя в руки.