Владимир Марченко: Кукушкины слезы

«Трактор, трактор, ты бы мог рассказать, кто сотворил эту пакость. Когда успели? Ванька Тухмин уехал в город. Его отец на пенсии. У них много родни. Влюбка…»

Не успел покинуть территорию фермы, как выметнулся навстречу «козлик», придурковато, заморгал фарами. Панькин остановил трактор, уступая дорогу. Тотчас выкатились из автомобиля трое, побежали к нему. Но, протрусили мимо. Почему? Вдруг один из членов группы народного контроля, заскочил в кузов, пытался выталкивать большой белый мешок, но не мог сладить. Тащили вдвоём. Пётр вылез из дребезжавшей кабины, подошёл. Контролёры опускали глаза, показывали на синие буквы. Они вскрыли кражу мешка дроблёнки. Знали, и беззастенчиво тупо лгали. Расписаны роли. Подготовлены действующие лица честных коммунистов-активистов. Отрепетировали спектакль, чтобы ему отомстить. Отомстили. Передали документы в суд. На мешке написано: «Пётр ПАНЬКИН». Значит, украл он. Других мнений нет и не должно быть.

– У нас дома таких мешков никогда не было. Почерк не мой. Сличите, – говорил паренёк заведующей фермой. Женщина молчала, кривя губы. – Нам и кормить некого.

– А ты за бутылку решил загнать, – говорил председатель народного контроля, вытирая слюни в уголках толстых губ.

– Где бы я взял эту дроблёнку, если ключ от склада у заведующей фермой? Она мне насыпала, а теперь обвиняет? Так получается?

– Назови сообщников.

– Ничего не видел. Силос выгрузил и выехал. Не оглянулся. Не заметил, кто кинул этот мешок. На кого-то нужно свалить своё воровство. На суде разберутся. Люди грамотные. Не могут не разобраться. Должна же быть справедливость в этом мире. Нельзя судить невиновного. Должна быть, но нет её близко. Её нужно добиваться, искать.

– Похоже, это не впервые проворачивает…

– Допустим, я хотел украсть. Написал свою фамилию на мешке. Зачем? Это почерк не мой. …Кого-то попросил написать. Как бы я насыпал дроблёнку, если разгружал силос. Ключи от склада у кого? У заведующей. Выходит, она мне насыпала, принесла в коровник и кинула в кузов. …Их было двое. Мешок большой. Нужно списать недостачу проданного налево зерна за мой счёт. Простая истина.

Суд принял во внимание его возраст, его хорошую работу, первое правонарушение, и посчитал, что четыре года – срок небольшой расхитителю социалистической собственности.

– Не виноват я. Вы это понимаете, вы же не малые дети, а профессионалы. – Его не слушали и не слышали. Всё было решено заранее.

Обида пожухла, поросла быльём. Он простил обидчиков, но ничего не забыл. После поверки, перед сном желал всем недругам счастья и здоровья. Желал искренне. Так учил дед. Злоба не должны выжрать твои мозги. Прости и забудь Легко сказать, а как сделать. Сделать трудно. Никто не сказал, что ему только четырнадцать лет, а не шестнадцать.

Лазарь Глухов через год написал ему, что заведующая фермой, умирая от рака, покаялась, сказав, что она невинно оболгала мальчишку – Петьку Панькина, а муж её с учётчиком сунули в кузов мешок с дробленым зерном. Ванька Тухмин задохнулся в гараже, лёжа в легковушке с соседкой. Так их и нашли. Старший Тухмин ранил себя на охоте, не смог добраться до деревни. Судья разбилась в аварии. Пыталась пересмотреть дело, но никто ходатайствовал, никто не подал вовремя документы на апелляцию.

Мстить некому.

Много вариантов оплановал Панькин. Ждал сначала часа, когда освободится, как накажет обидчиков. Оказалось, что ехать домой не имело смысла. Зачем? Простил всех.

…Обидчики его ждали. Очень ждали. Обзавелись иностранной собакой для охраны. Случилось так, что она загрызла внука Тухмина – от старшего сына Ваньки. Простил. В Бога открыто не верил, но дедов крестик всегда с ним. Прочитал Евангелия. Библию не осилил. Работать не мог. Пальцы потеряли бы гибкость после общения с рычагами фрикционов трактора, со штурвалом комбайна, мазутом и грязью. Серп крестьянский экологии не портил.

Зной сдал. Стальным отливом волновалась пшеница. Желтоцветный кустик донника хоронился в тени низкорослого подсолнуха, выросшего на краю кладбища. Полупрозрачное марево, поднимающееся от старой земли, искажало дальние холмы, раскоряченные опоры ЛЭП, связанные проволоками, которые провисли, чуть ли не до самых колосьев. Походили на ватагу бурлаков, тянущих из-за горизонта невидимую баржу. Панькин сорвал цветок, именуемый кукушкиными слёзками, и потянулся к своему «Храму». Браунинг напомнил о себе, давил на ногу.

Послышался шум работающего автомобильного двигателя, потом три коротких сигнала и зовущий крик: