Эдуард Лимонов: Дети гламурного рая

Между ними чувствовалось трение. Сама скептическая и консервативная, Мэрианн ориентировалась на насмешливую Джули, а та высмеивала и Марка и Ramones, их образ жизни, стиль и привычки. А они, надо сказать, сидели, смотрели видео, курили марихуану и пили пиво. И толстели. И лысели. Хохоча, Джули как-то призналась мне, что перед концертом Марку подымают, закрепляют, сушат лаком волосы. Поскольку у него плешь. Я, со своей стороны, не мог понять, почему нельзя Марку срезать дохлые волосы. «Нельзя, — сказала мне Джули, — они же идолы тинэйджеров, волосатость — их отличительный признак».

Я пошел на концерт Ramones на нью-йоркском пирсе. Собственно, это был не только их концерт, но весь нью-йоркский музыкальный бомонд собрался туда: B-52's, Plasmatics, Ричард Хэлл, Патти Смит, Блонди, сам Элвис Костелло прибыл из Лондона. Была жуткая толкотня и жуткий шум. Публика любила Ramones, когда они вышли, их приветствовали диким ревом радости. Ну, они и начали изгаляться там. Ди-Ди, похожий на ножницы, обхватил стойку микрофона, было впечатление, что он мастурбирует о стойку.

В 1980-м я уехал во Францию. В 1982 году Ramones приехали в Париж после гастролей в Японии и Берлине. Мы встретились. Я пришел к Марку, и Мэрианн была с ним, в отель «Меридиэн». Там они накурили меня безсемянной марихуаной до степени потери ориентации. Впоследствии я стал дисциплинированным мсье писателем и потерял их след, и Марка, и Мэрианн, а общие знакомые мне не встречаются. В 1987 году, если не ошибаюсь, я написал для французской версии «Rolling Stone» рассказ «Смерть идола тинэйджеров», где тщательно замаскировал Ramones под группу Killers, а Марка и Мэрианн под именами Дугласа и Бриджит.

В 1984 году вышла в Париже моя книга «История его слуги», третья по счету на французском, и я стал совсем знаменитым. Молодой журналист, американец Джон Окс из семьи владельцев New York Times, написал обо мне статью для «International Herald Tribune», там была моя фотография, и парижские американцы начали узнавать меня на улицах. Как-то на углу рю Рамбуто и рю Бобур меня остановил человек с музыкальным инструментом в футляре.

— Эдвард Лимонов? — спросил он.

— Да, — сознался я.

— Читал о тебе, — сказал человек и поглядел на часы. — Я музыкант Стив Лейси, играю на саксофоне, и, говорят, неплохо. Сейчас я тороплюсь на вокзал, еду в Амстердам. Вот тебе мой телефон, Эдвард, как я понял из статьи, ты живешь здесь поблизости. Заходи. Я живу на рю Вьей дю Тампль. У меня бывают интересные люди.

И он заспешил от меня. «У саксофониста такое бесстрастное лицо, как у Хэмфри Богарта. Только он выше ростом», — отметил я.

Я бы ему не позвонил, мало ли людей встречалось мне в те богатые на встречи годы в Париже, однако вечером случилось так, что я попал в компанию своих друзей-американцев. Около сорока тысяч их жили тогда во Франции, и Джон Стрэнд — или это была Кэрол Пратлл — сообщил мне, что Лейси — живая легенда американского джаза, что многие джазовые музыканты уехали из United States, так как джаз не моден в Штатах. Джон и Кэрол были ужасно передовыми, они издавали журнал, один из восьми издаваемых ex-patriots, я им поверил. И через пару недель позвонил Лейси.

Он жил в огромной квартире в доме 57, на этой самой Вьей дю Тампль, т. е. улице Сторожевой башни Тампль (храма тамплиеров), метрах в пятистах от моей рю дез Экуфф. У него собрались музыканты, подозреваю, что все они были живыми легендами, правда, для меня, плохо образованного в музыке, их имена остались неизвестными. Но если судить по уровню литературных друзей Лейси — там, например, я встретил несколько раз знаменитого Брайана Гузена, того самого изобретателя метода «cut-ups» (нарезки), который подарил этот метод своему ученику Уильяму Берроузу, — то там собрались, ей-богу, гении. Ну и, конечно, сопутствующие богеме drug dealers с бриллиантами на толстых пальцах, истеричные женщины, юные смазливые алкоголички. Там было весело, шумно — вертеп, одним словом. А что вы хотите от людей искусства, они же не протестантские священники, не свидетели Иеговы!

Подруга Стива, Ирен, имела еще больший рот, чем Наташа Медведева, она порой выступала вместе со Стивом, жутко завывая под аккомпанемент саксофона. Я до сих пор не понял, было ли это высокое искусство или черт знает что, это ее завывание, профанация какая-нибудь.

Я был намного моложе их всех, и уже известен, и русский — значит, экзотический, потому Стив приглашал меня с удовольствием. Он пил со мной, никогда не пьянел, только бледнел. И оставался очень спокойным, я же говорю — как Хэмфри Богарт. На музыканта он был не похож (я надеюсь, он жив еще), облик бухгалтера, как у Уильяма Берроуза. Ирен как-то пожаловалась мне, что очень пьяный Стив со стеклянными глазами хотел ее как-то убить, и, спасаясь, она выбежала на рю Вьей дю Тампль.