Дорис Лессинг - Любовь, опять любовь

— Ох, Сара…

Первое «Сара» прозвучало далеко не иронично, но второе уже высмеивало все на свете. Она отвернулась, понимая, что тихий голос, особенно надежное средство для передачи дурных вестей, сообщил ей: «Так-то вот, окончательно, навсегда».

— Что ж, спокойной ночи, — пожелала она ему голосом спокойным, но готовым сорваться, и последовала за Сюзан, лицо которой сияло, слезы сверкали в лунном свете.

— Разве это не прекрасно? — жарко выдохнула она. — Разве это все не прекрасно?

Стивен вернулся в дом, а Элизабет отделилась от него, снова стала половиной другой пары, с Норой.

6 автобусе Сара села рядом с Мэри Форд, приготовившей свою камеру к съемкам на приеме.

— Жаль, что нельзя состыковать Билла и Сюзан, — размышляла вслух Мэри. — Прекрасная была бы пара. — Мэри выглядела усталой. Мать ее чувствовала себя все хуже, врач советовал сдать ее в интернат, но Мэри все откладывала окончательное решение.

— Однажды это случится и со мной.

— И со мной, — добавила Сара.

Во время приема Сара вела себя примерно, как и все его участники. Беседовала со всеми, кто хотел с нею пообщаться, улыбалась в фотообъективы с нескончаемым множеством местных бонз разного масштаба, оказавшихся все как один поклонниками искусств. Генри держался молодцрм, не качался, пронзал ее многозначительными взглядами, почти не придуривался и, наконец, исчез с воспламенительной улыбкой. Да и черт с ним, подумала она. Сюзан оказалась в плотном кольце мужчин — что ж, ее удел. Судя по виду ее, девушка сознавала, что представляет собой значительную ценность, и не собиралась ослаблять бдительность, чтобы кто-нибудь ею не овладел без всякого на то права.

Сара уже сидела в автобусе, одна на сиденье, когда через спинку спереди повернулся к ней Эндрю, поигрывая кривой усмешкой.

— Вы специально поселили меня вне дома.

— Я ночлегом не ведаю.

Эндрю не поверил. Конечно, он понимал, что ей достаточно намекнуть хозяйке… Все еще улыбаясь, он скрестил на спинке руки, уперся в нее взглядом своих голубых глаз.

— Почему нет, Сара Дурхам? Скажите, почему? Вы дура, Сара Дурхам. — И он наградил ее глупое упрямство кратким смешком. Затем он снял руки со спинки, ткнул ее еще одним взглядом — серьезным — и исчез. Двинувшийся автобус обогнал Эндрю, и Сара ощутила на себе еще один его взгляд, от которого у нее перехватило дыхание. Что ж, возможно, она помешалась.

Никогда Сара не баловалась снотворными пилюлями, транквилизаторами, не напивалась, чтобы заснуть или забыться. Сегодня она жалела об этом. Генри через три двери по коридору, мог бы, если бы запотел… Но он не захотел. И умышленно надрался вдрызг… Если бы его жена не оповестила о прибытии… с любимым сыночком… Что тогда? Интересный вопрос, но стоит ли размышлять над ответом, которого все равно не получишь и который ничего не значит… Сара глядела в окно, где луна вырезала черные тени на газоне. Где-то между левым плечом и грудью скапливалась ноющая пустота. На этом месте когда-то лежала чья-то голова. Она закрыла глаза и положила туда руку. Серый свет уже копошился в кустах, птицы начали утреннюю возню, когда она наконец заснула ненадолго. Призрачные губы целовали ее, невидимые руки обнимали… Проснулась она и вернулась к окну, когда дом еще спал, хотя раннее солнце уже заливало сад. Яркое, не английское солнце; пышное, не английское лето…

Двое мужчин вышли из-за живой изгороди, пересекавшей тропу, ведущую в поле, где нежились в лучах утреннего солнца лошади. Крупные, неторопливые мужчины остановились, очевидно, обсуждая лошадей. Сцена так и просилась в рамку. Стены коридоров дома украшало множество подобного рода акварелей. Мужчины подошли к лошадям, принялись расхаживать между ними, продолжая беседу, похлопывая животных по крупам и трепля их по загривкам, отходя к кустарнику изгороди и возвращаясь обратно. Солнце между тем поднималось, до окна Сары уже дотянулся аромат цветущих внизу роз. Мужчины возобновили путь к дому, задержались для осмотра ствола бука, нагнулись над кустом, выросшим не на месте. За ними из-за деревьев показалась женщина, несущая седло, направляющаяся к лошадям. Элизабет. Красный платок ее резкой вспышкой выделялся на фоне зелени.

— Бьюти, Бьюти, Бьюти… — разнесся над садом голос Элизабет.

Высокая вороная кобыла вскинула голову, заржала, приблизилась к хозяйке, что-то слизнула с ее ладони. Опустевшая рука Элизабет поднялась к ушам лошади. Мужчины повернулись на голос, снова отвернулись и углубились в разговор. Переступили через брус ограждения, зашагали дальше уверенной хозяйской поступью. Один из них — Стивен. Оба одеты в темное, брюки заправлены в сапоги. В руках… трости? Нет, у Стивена палка, а у другого ездовой хлыст. Не прерывая беседы, остановились еще раз, затем углубились в небольшой яблоневый сад. Там о чем-то заспорили, так же миролюбиво и обстоятельно. Стивен, в чем-то сомневаясь, взял в руки ветвь, полную плодов и листьев, а попутчик его гораздо более оптимистично указал хлыстом куда-то в крону. С луга доносился звонкий голос Элизабет, поощрявшей упрямую Бьюти, явно не желавшую подставлять спину под седло. Кобыла дергалась, пятилась, даже слегка вставала на дыбы, недовольно отфыркиваясь и мотая гривастой шеей.