Джойс Оутс - Ангел света

Но он оказался не настолько важной персоной, и его держать не стали. Человек, занимающий высокий пост в правительственной комиссии, но неизвестный арабам, а они пожелали взять лишь пять заложников — Курта Мура и Клио Ноэла, бельгийского поверенного в делах и посла Саудовской Аравии, а также поверенного в делах Иордании. Как и все рейды «черных сентябристов», все было проделано очень четко, словно заранее тщательно отрепетировано. И никто не оказал сопротивления.

— Это правда насчет соучастия, — сказал Ник, с силой потирая лицо, — своего рода внутреннего соучастия — дело в том… что просто хочется… просто хочется жить.

Требования террористов не подлежали обсуждению и были до нелепости наглыми: Иордания должна была немедленно выпустить семнадцать «черных сентябристов», которые сидели там в тюрьме; Соединенные Штаты должны были немедленно выпустить Сирхан-Сирхана, презренные израильтяне должны были выпустить из тюрем всех арабских женщин; западные немцы должны были выпустить из тюрьмы членов группы Баадера — Майнхоф.

Ни одно из правительств не пошло на эти условия. Никсон храбро заявил, что Соединенные Штаты не позволят себя «шантажировать». И трое заложников были убиты. Мур, Ноэл и бельгийский чиновник. Вот так-то. А вслед за этим участники нападения сдались. И были взяты под стражу суданской полицией.

— Это был заранее разработанный сценарий, все развивалось по плану, — медленно говорил Ник. — Никаких неожиданностей. Я хочу сказать — для тех, кто был в курсе дела.

Кирстен запомнит, каким ошарашенным выглядел Ник, что было для него тоже не характерно: его вид напугал ее больше, чем его рассказ. Запомнит она и то, как странно он моргал и щурился, глядя на Мори и Изабеллу, словно что — то мешало ему на них смотреть. Как у него пропадал голос или пропадала логика повествования… как его не очень связный рассказ вдруг обрывался и наступала тишина. Почему в тот вечер жена не пришла с ним к Хэллекам, было вопросом, над которым не десятилетней девочке задумываться.

— У меня просто не укладывается в голове… что их вот так взяли и убили, — медленно произнес Ник. — То, как внезапно была оборвана их жизнь. Я сам слышал выстрелы, я знал, что они означают. Чтобы Курта Мура вот так взяли и вычеркнули из списка живых. Вот так.

Годы спустя Кирстен вспомнит, как долго молчал отец, как Изабелла пригнулась к столу, подперев руками голову, не думая о том, что рукава ее платья некрасиво вздернуты, а ногти оставляют на щеках вмятины. Кирстен вспомнит, какая ярость вдруг овладела Ником. То, как была оборвана их жизнь. Чтобы вот так взяли и вычеркнули из списка живых. Эти грязные маньяки. «Революционеры». Зверье. Чтоб они все сдохли — пора нам платить им той же монетой, как делают израильтяне.

Мори был потрясен. Мори был не согласен.

— Не можешь же ты всерьез так считать, — сказал он, — ты все еще не в себе. — Именно так я и считаю, — сказал Ник.

— Арабы доведены до отчаяния…

— Тебя там не было, ты не видел их физиономий, — сказал Ник.

— Обе стороны прибегают к террору, — заметил Мори, — однако…

— Тебя там не было, — внезапно устав от спора, с презрением отрезал Ник.

Больше того, он предсказал — абсолютно точно, как выяснилось потом, хотя оба — и Мори и Изабелла — протестовали, говоря, что он слишком циничен, — что суданцы по-настоящему не накажут террористов: слишком они большие трусы.

— В один прекрасный день мы услышим, что они посадили их на самолет и выслали — на этом все и кончится. До следующего рейда, следующих убийств… Все так любили Курта Мура, — продолжал он. Рот его перекосился. — И вдруг услышали эти выстрелы…

— Нет. Необходимо это забыть.

— Бог мой, о стольком приходится забывать, — произнес Ник, глядя через стол на Мори. — Ты когда-нибудь… думал об этом? Я хочу сказать… по мере того как мы становимся старше…

Кирстен запомнит, как Хэллеки объединились в своей любви к Нику Мартенсу. Потрясенной, испуганной любви. Ведь они же чуть не потеряли его, своего Ника!.. И Мори, и Изабелла, и Кирстен, у которой даже пересохло во рту. И его крестник Оуэн, который ведь тоже его любил.

Чтобы вот так взяли и вычеркнули из списка живых. Вот что не укладывается у меня в голове. То, как их убили. Как была оборвана их жизнь.

Она постаралась запомнить эпизод с классной доской и, чтобы он не превратился в один из ее кошмаров — а кошмары у нее были краткие, затянутые туманом, не совсем оторванные от сознания, — внесла его в свой тайный дневник. Которому суждено было — как она смутно чувствовала — не остаться на веки вечные тайным, а стать достоянием крестника Ника Мартенса.