Григорий Ряжский - Колония нескучного режима

Твоя любимая жена, Триш Харпер-Шварц.

P. S. Надо думать как эффективино press яблоковый сок от нашего сада. Есть идеи?»

Шварц перечитал письмо ещё пару раз и положил его в карман. Потом достал и снова перечитал, медленно, словно восстанавливая забытый вкус.

— Интересно, — пришло ему в голову, — получается, мы с Триш в этом, хотя и недострое, сможем жить. И даже пианино есть. Гвидоново… А эти?.. У Таисии будут, что ли? В Кривоарбатском? А если девки захотят вместе, тогда как? Мириться? Это я-то? Боевой офицер? Фронтовик? Ну, это вряд ли, в ногах будет валяться — не прощу ему «мародёра и подлеца». Гад же он после этого… Ни-ког-да!

Гвидон думал приблизительно так же, но только отталкиваясь от собственной правды. Хорошо понимал, что вместе им больше не жить. И не знаться. А девки? Они-то при чём? Им-то всё это зачем? Эти мужицкие разборки и взаимная неприязнь.

За прошедший месяц ему удалось дел наворочать немало. Во-первых, прекратил аренду непрофильной площади, что позволило ему вернуть часть аванса. Во-вторых, подобрал подходящий участок с избой для сноса под будущее строительство. Жаль, изба оказалась ровно напротив Прасковьиной, а теперь — Шварцевой, через овраг, но она стала единственной, чьих наследных владельцев ему удалось отыскать в Боровске и которые согласились на его, Гвидоновы, условия. В-третьих, удалось к прежней договорённости с властями насчёт водопровода добавить кусок новой трассы, ещё к одному участку. Теперь главное. Получено полное и окончательное добро на возведение скульптором Иконниковым памятника детям войны, который будет установлен на территории Боровского детдома. И согласована смета.

Ну и самое последнее, наконец. Есть замечательная идея проекта, привидевшаяся автору ночью, в детдомовской кровати. Гвидон это понял сразу, как только открыл утром глаза. И шёл в исполком уже с готовой композицией будущей скульптуры. Это будет женщина, но не мать ребенка в прямом смысле. Не родительница. Скорее это будет образ Родины в женском обличье, прижимающей к своей груди голову девочки. Сама девочка стоит рядом, босая, обхватив тонкими ручками женщину вокруг талии. Обе замерли на миг в порыве спасительной надежды и любви. Натура — в рост с четвертью. И надпись: «Детям войны». Всё.

Замысел был принят без замечаний. Единственно спросили: а почему ваша девочка босая? Гвидон взял паузу, потом с лёгким трагизмом в голосе объяснил:

— Время послевоенное, с обувью в стране было неважно. Ну и заодно образ единения с землёй Отечества, как говорится «мать — сыра земля».

Тогда предложили и саму мать-защитницу разуть. Но мать Гвидону удалось отстоять — сказал, будет перебор, Родина не может быть совсем без ботинок, на то она и Родина.

Договор был подписан, эскиз утверждён, оставалось получить аванс и приступить к работе. Только где? И тогда Гвидона посетила очередная дерзкая придумка. Да в детдоме этом, где же ещё? Клавдия Степановна выделит временное помещение, там он будет лепить. Глина — вот она, под рукой. Самая лучшая. Затем гипс. Отливать увезёт в Москву, в цех. На Родину-защитницу саму директрису надо бы пригласить в качестве натурщицы. Это ей польстит. Скажу, на века ваяю. Сразу видно, что она сука, а сука от такого дела не откажется. А не даст помещение, пообещаю ко всему прочему кружок художественной лепки организовать. Или кружок рисунка — Юлика пошлю. О, ч-чёрт, какого ещё Юлика! Тьфу!!!

А девочка, кстати, есть. Лучше просто и быть не может. И возраст. И лицо. И недетская печаль в глазах — отдельно от всего. И самостоятельность. Ницца и никто другой. Милая такая, смешная. Смелая. И бойкая на язык. «Лагерная зассыха», кажется…

Короче говоря, приоритеты были выстроены: сначала изготовить и установить памятник, получить гонорар и сразу вслед за этим начинать заниматься домом и скульптурной мастерской. Прикинул, что памятник в лучшем случае установить получится в самом конце лета, да и то при условии, что удастся договориться в цеху, чтобы отлили без задержек. По всем расчётам, включая накладные расходы, подношения, транспорт, зарплату помощнику из местных или даже двум, ну и прочее, на строительство дома нужная сумма набиралась. Это радовало. Однако огорчало, что сезон для возведения по сути исчерпался: максимум, на что можно было надеяться, это на фундамент, заложенный в сентябре. Но не более того. Ну и пусть, подумал Гвидон, в конце концов, за зиму отстоится, схватится накрепко, а с апреля буду возводить строение. А пока поживём в Кривоарбатском.