Остальные, свободные от Штерингаса дни Прасковья вела Мирин дом. Через месяц такого обихода квартиру было не узнать. Всё в доме нашло себе окончательное место, которое за все предыдущие годы жизни перемещалось вместе с вещью в поиске правильного крючка, надёжного угла или собственной этажерочной полки. Содержимое кухонных шкафчиков аккуратно размещалось во внутреннем пространстве, подчиняясь порядку, заведённому Парашей в отношении продуктов: снизу — что посвежей и для быстрого поедания, ближе к верху — что на подольше.
Потихоньку стала приучать себя к газетам. Грамотной была наполовину, буквы знала, но складывала их в слова довольно неуверенно. Оттого и читалось небыстро и натужно. Но в этом уж Мира Борисовна была сурова по-настоящему, проявила педагогическую волю и хозяйский характер, сложив их в единый властный механизм. Находила вечерами время и, несмотря на усталость, строго два раза в неделю сверяла медленные Парашины успехи с оставленным на два-три дня заданием.
К концу первого месяца проживания в Москве Прасковья засобиралась в Жижу, чтобы прибыть точно в пенсионный день.
— Да никуда твоя пенсия не денется, — успокаивала её Мира Борисовна, — просто переведут на депозит и будет лежать, накапливаться. Потом разом заберёшь.
— Не-не, — не согласилась Параша, — поеду, так мине спокойней будить. Не верю я им никому.
Поехала сама, одна, теперь уже ничего не боялась, пообвыкла, дорогу изучила: как, куда, где пересадка. Добралась к позднему обеду. На месте застала Юлика и возведённый под крышу гигантского размера дом, сложенный из бруса и ошкуренных брёвен. Четверть дома имела непривычно-полукруглую форму. Стропила возвышались над строением двумя причудливыми зубцами по центру сооружения и сбоку каким-то толстым подстаканником без ручки. Прошивая насквозь деревянный скелет будущего дома, возносились к небу две кирпичные печные трубы, сложенные местным печником на жижинской глине. А бывшая Парашина изба, вернее то, во что она превратилась, но с отдельным входом и под односкатной крышей, будто телка к сосцу коровы, приткнулась сзади к законченному каркасу.
Мужики разгружали из машины деревянные рамы, листовое железо и радиаторы для разводки печного отопления. Ирод, завидев старуху, бешено завращал хвостом и бросился целоваться. Параша прижала его к себе.
— У-у-у-у, Ирод рода людскова!
Юлик тоже поцеловал бабку. Она спросила:
— А Гвидон-то где? Тута аль нету яво?
— Нету яво, — ответил Юлик, — а ты чего приехала? Соскучилась?
— За пеньсьей. Не принесла Дуня ишшо?
— Нет, не было никого. Жди, Параш. Чаю, может? Сделаешь самовар? Я тоже попью. А когда домой?
— Дамой-та? Да как пеньсью заберу, так и поеду. У мене ж дела тама, хозяйкя ждать будить.
А Юлик в этот момент подумал, что это сказанное ими обоими «домой» прозвучало вполне естественно, и с одной и с другой стороны. Значит, так тому и быть. Прижилась окончательно. И слава богу…
Всё то время после Гвидонова демарша и их последующего разрыва он просидел в Жиже безвылазно. И когда Параша вручила ему Тришкино письмо, ждущее его уже две недели, он чуть не подскочил на месте и тут же смылся в избу. Читать без свидетелей. Заметил, когда распечатывал, что чуть неровно лежит клеевая полоска, и, пока разворачивал лист, подумал, что теоретически нос сунуть могли двое: мать и ГБ. Если мать, то понятно, хотя по обыкновению и противно — не выдержало материнское сердце, тем более в суровых условиях полной неизвестности про то, что натворил наследник. Ладно, не страшно. Чем раньше узнает, тем быстрей свалится с плеч груз. А если ЧК? Вроде отвалили же… Исчезли. Этот… как его… Евгений Сергеич. Уже там вообще не работает. И чего?
Он хмыкнул.
— А зачем я вообще про это думаю? Может, Тришка просто сама криво заклеила и всё! И оно разъехалось, как «Тришкин кафтан».
Хотелось оттянуть сам момент читки письма. Это как любимое пирожное, сначала осмотреть со всех сторон, обнюхать и лизнуть на пробу перед тем, как завести глаза в потолок и откусить.
Триш писала:
«Здравствуй, мой любимый!
Пишу это письмо и всегда не знаю, когда ты его получишь. В прошлый раз был один месяц, но я хочу, чтобы ты получать мои письма очень быстро. Тогда я буду уверена, что ты не будешь успеть меня забыть. Немного про меня. Я прошла теорию музыки и сольфеджио. Инструмент в июле, я играю Мусоргский „Картинки с выставки“. Это великолепное сочинение. Потом буду иметь Кембридж диплом. Очень мечтаю на Москву. И очень мечтаю на Жижа. Как живёт наша Параша? И как живёт наш Ирод? В Лондон еду редко, потому что надо много учиться на экзамен. Мама меня не видит тоже, она говорит: я не есть жена и я не есть дочь. Она шутить. Но она очень много работает на её „Harper Foundation“. И хочет тебя знать и видеть. И Гвидон она тоже хочет. Скажи ему мой привет, он хороший. Мы приедем в Москву в конце июля, я так думаю. В новый доме будем жить? Или рано? Очень скучаю.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу