Григорий Ряжский - Колония нескучного режима

Ницца сосредоточенно кивнула. И вопросительно посмотрела на митрополита. Тот понял. И пояснил:

— А мальчик, по-моему, славный. Лицо хорошее. Милостью Божьей. Справимся у настоятеля, конечно. Но я и так уверен, в патриархате возражений не будет. Всё решаемо, уважаемая миссис Натали. Практически всё. Рукоположим, не сомневайтесь.

И они внимательно посмотрели друг на друга, давая понять, что каждый из них остался доволен имевшим место разговором. Отец Владимир протянул руку, то ли чтобы она её пожала, то ли для поцелуя. Ницца на всякий случай произвела обе манипуляции.

В этот день она осталась ночевать в городской квартире, а утром, выпив кофе, к девяти часам поехала в городок Баумана, туда, где размещалась Росреставрация. Чтобы выяснить всё о сроках, ценах и хозрасчётном опыте в сфере подобных работ. Планировала, что её переговоры с архитекторами и искусствоведами займут весь остаток недели. Но надо было ещё вернуться в Жижу и переговорить с Норой. И очень серьёзно. Как с наследницей рукописи Джона. По деньгам она прикинула сразу. В тот же день, как побывала в Свято-Даниловом монастыре. Полмиллиона фунтов она набирала из лежащего в акциях «Harper Foundation» остатка за собственный, разошедшийся по миру сборник. Сбор от «Пастуха её величества», по её расчётам, должен активно стартовать, начиная с апреля, не раньше. Пока издадут, завершат рекламную кампанию, то-сё. Да! Ещё с Триш поговорить. Как она. Относительно участия. Имея в виду, если с иллюстрациями Юликовыми всё пройдёт успешно, в подарочном варианте. Вольётся в проект? Нет? Надо решать и это. О господи, «в проект»! О чем это я? Совсем с ума сошла, идиотка. Стоп! Штерингаса навестить! И его время, видно, пришло. Отцовское.

После похорон Юлика Кира Богомаз просидела в Москве три дня. Два из них пришлись на выходные. Третий, понедельник, стал уже пропущенным днём для Петькиной учёбы в боровской школе. Дальше пропускать занятия было нельзя, но и, с другой стороны, появиться в Жиже, на глаза Триш, тоже не было сил. И как теперь это сделать, как? Валить на покойника? Приручил, мол, приблизил, так и сжились. Про ребёнка не знал поначалу, что — его. Да так, собственно, и было. Не знал. А как узнал-размяк, не смог больше самому себе противиться, не надеясь, что жена когда-нибудь вернётся в Союз. Да кто ж знал, Господи ты Боже, что капитализм этот будет и революция, какая случилась. Да в страшном сне никто и подумать не мог про такое. И Шварц не мог, как все другие. А случилось. И вот теперь Триш здесь, у себя дома, а её, Киры, там нет. Тоже — у себя дома.

На четвёртый день, изведя себя до крайности собственным мучительством, взяла Петьку, и они поехали. Решила, будь что будет. Приеду и всё скажу. Хотя она и так всё знает. Видела её глаза. Если не сама догадалась, то наверняка родня просветила. Да и о чём просвещать? Полный дом вещей, орущих о её женском присутствии, плюс комната мальчуковая, ученическая, на втором этаже, рядом с их с Юликом спальней. И там — комплект. Восемь лет жизни. Гортензии в палисаднике, к лету зацветут, её руками посажены. И немножко клубнички, по краю участка, многолетней, витамины для мальчика.

Когда зашли в дом, никого там не обнаружили. Нора была в Боровске, на службе у Ивана, а Триш обедала с Иконниковыми.

— Иди к себе, — сказала Петьке и села ждать хозяйку. Подумала, хозяйка ждёт хозяйку, ненастоящая — настоящую. Господи Боже.

Триш вернулась в дом через час. Кира из панорамного окна мастерской с замиранием сердца следила, как та огибала овраг, в Юликовых валенках, в его тулупе. Она сама обожала влезать в эту безразмерную овчину, вдыхая запах мужа, перемешанный с крепким духом грубой выворотки.

— Ты в нём как матка овечьего стада, — шутил Юлик, когда, крепко ухватив тулуп за меховые отвороты, притягивал её к себе и целовал в нос. — Почему это у нас так мало ягнят, а? Признавайся! — И тащил наверх, в спальню. И она летела за ним, озираясь по сторонам: Петька-то где? Не рядом случаем?

Когда Триш вошла в дом, оббив валенки от снега и скинув в предбаннике тулуп, Кира, не давая ей прийти в себя, вышла из мастерской и сказала, сразу, пока та была ещё у дверей:

— Триша, мы уедем, не сомневайся. Я только прошу тебя разрешить нам остаться до конца учебного года, чтобы школу не менять. Петя тяжело сходится с новыми друзьями, с сентября начинать для него будет лучше. — И замолчала, глядя в пол.

— Не надо, — ответила Триш, пройдя в гостиную. — Не надо никуда уезжать. Это его сын, значит, этот дом такой же ваш, как и мой. Тем более что я уже сюда не вернусь. Нора — не знаю, пусть сама решает. А вы живите. Ты и твой мальчик. Только у меня просьба. Сейчас, пожалуйста, уезжайте. А когда я улечу, вернётесь насовсем. Иначе, боюсь, вместе нам будет трудно.