Григорий Ряжский - Колония нескучного режима

Ницца допила чай, вытерла губы салфеткой и опустила чашку в раковину:

— Ну, хорошо, допустим, нас тут нет. И других — таких же, как мы, тоже. А кто останется? Страна для глухих и слепых ничтожеств? Наверху — пузатые обкомовцы, а все остальные, прикованные к бортам цепями, гребут, чтобы их галера не потонула? И всё? Мы не рабы — рабы не мы? А кто мы тогда, если не хотим быть рабами? Если мы хотим говорить свободно, думать, писать, что пожелаем, читать, что считаем нужным, быть громко, не таясь, услышанными собственными друзьями. Да и собственным народом, в конце концов!

Внезапно он спросил:

— А почему ты не в Жиже?

И заметил, как она снова чуть замялась, прежде чем ответить. И это ему не понравилось.

— Ну… просто мы договорились с девчонками встретиться. Посидеть и вообще. Давно не виделись.

— С Кирой?

— Ну да, — не стала врать Ницца. — С ней и ещё с другими. А завтра я в Жижу укачу. Приедете с Бобом в субботу?

После того как она ушла, Сева сел и задумался. То, что дело зашло так далеко, он, конечно же, не предполагал. Даже отдалённо о таком развитии событий не помышлял. Но теперь ему многое стало ясно. Со всей очевидностью. И это его не могло не насторожить. Днём он поделился новостью с Бобом. Тот взял небольшой таймаут, после чего подытожил ситуацию, коротко и жестко:

— Значит, так, Сев, слушай сюда. Рано или поздно Ниццу арестуют и привлекут. Это всего лишь вопрос времени. Если к этому моменту она не станет твоей женой, то возможны три варианта развития событий. Первый — ты проскочил, что маловероятно, но придётся отречься и забыть. Если, конечно, у тебя останутся прежние планы на собственную карьеру и жизнь. Второй — даже в этом случае ты пропал. Как близкий человек, живущий одним домом, а по сути гражданский муж. Предъявить — не предъявят, возможно. Или просто не докажут, если захотят не доказывать, но остальное закроют. Навсегда. И наплюют на твою гениальность и известность в научных кругах. И третий вариант — это если вы муж и жена. Это по-любому конец. Работать, наверное, разрешат, но мир для тебя закроют. Тоже навсегда. Так что надо выбирать — разумеется, четвёртый вариант. Валить как можно скорее. При идеальном раскладе — вместе с Ниццей, пока она ещё не успела совершить ничего противозаконного. Алгоритм следующий: ты — из Хельсинки, она — не будучи ещё с тобой в браке — потом, вдогонку при благоприятном стечении обстоятельств. Возможно, через Вену, как псевдоеврейский иммигрант. Способы такие есть, и они работают. У меня всё.

— Откуда ты это всё знаешь? — снова удивился Штерингас. — Ты как будто зачитал вслух отдельный параграф из руководства к бегству.

Хоффман улыбнулся:

— Ну, знаешь, моя семья тоже не всегда под её величеством ходила. Отец родом из Германии, еврей, из Крамма, городок такой есть недалеко от Берлина. Мать — гречанка. Папа вывез нас в тридцать третьем в Англию, по счастливому стечению обстоятельств, когда мама меня ещё носила. Всё уже тогда про Гитлера понял, заранее. В общем, уехали, почти вся семья. Только тётка осталась, тетя Эльза, балерина. Сказала моим, вы что, с ума сошли? К этим конопатым? Да ни в жизни! Тут у меня карьера какая-никакая, сцена. А там я кому нужна? Подумаешь, еврейка! И что с того? Не посмеет, духа не хватит! И осталась. Сейчас так в Крамме и живет, в соцлагере, у Хоннекера. Не знает, как к нам выбраться. Только поздно. А я родился уже в Лондоне. И Робертом стал, на их манер. И, чтобы ты был в курсе, куча родни по отцовской линии круги вокруг нас нарезают постоянно, только и делают, что ищут пути ухода из соцлагеря. Ты думаешь, один такой умный? Все, брат, умные, никто не хочет баланду вашу идеологическую хлебать. Кстати, и греческие родственники географию сменить не против. Люди хотят жить, работать и зарабатывать. А потом заработанное тратить. На себя. А не кормить ваших коммунистических начальников. — Он положил руку Севке на плечо и притянул его к себе. — В общем, так, Сев, ты летишь двадцать шестого, доклад твой двадцать седьмого утром. Я буду ждать тебя в течение трёх дней, каждое утро, начиная с двадцать седьмого, на Центральном железнодорожном вокзале, у входа, между колонн, там их две. Это недалеко от Конгресс-холла. Три минуты пешком. Дальше — моё дело, а твоё — незаметно ускользнуть из-под опеки чекиста, как его, этого… Антона Николаевича. Идеально — в первый день, непосредственно перед докладом. Скажешь, надо собраться с мыслями, подготовиться. Больше будет шансов ускользнуть. И паспорт, главное, не забудь, пригодится. В последний раз, надеюсь.