Григорий Ряжский - Колония нескучного режима

Похороны, как уже было известно, были назначены на четверг, а доклад доктора Штерингаса планировался на пятницу. В субботу конференция продолжалась, но это был последний день её работы. Воскресенье — выходной. Обратный билет у Севы и Спиркина был на понедельник.

В аэропорту «Хитроу» простились и расстались. Договорились созвониться и встретиться уже на похоронах, у деда. Девочки поехали домой, Спиркин с Севой — в отель, устраиваться. За то время, пока добирались, Лондон уже успел поразить Севку своей неброской, доведённой до мелочей органикой, несмотря на лёгкий, как ему показалось, траурный акцент — сочетание красных телефонных будок с чёрными такси-кэбами. Голова слегка кружилась от свалившихся впечатлений, и потому плохо верилось в тот факт, что вокруг самый настоящий Лондон. И что это не сон, а вполне ощутимая явь. И что есть люди, известные и уважаемые, которые живут в этом городе и знают о его, Севкином, существовании, и что они читали его, Севкины, научные работы, и что по этой причине очень ждут его и хотят с ним, с Севкой, познакомиться. А быть может, даже подружиться.

На следующий день была регистрация участников и приём по случаю начала работы Международной конференции по генетике злаков. Пока регистрировались, выяснили, что форум будут представлять ведущие генетики мировой биологической науки, а открывать заседание первого рабочего дня, в понедельник, предстоит самому Кристиану Шилклоперу, из Кембриджа, нобелевскому лауреату, выдающемуся учёному-генетику, одному из основоположников зарождающейся генной инженерии.

В перерыве первого дня к Севе подошёл симпатичный, черноволосый, невысокого роста парень, на вид чуть старше Штерингаса, тоже участник конференции. Протянул руку для пожатия и представился:

— Хоффман. Роберт Хоффман, Лондонский институт селекции и генетики. Можно просто Боб. — Он вгляделся в приколотую к лацкану Севкиного пиджака пластиковую табличку, улыбнулся и спросил: — Вы ведь Всеволод Штерингас, верно? — Севка кивнул и пожал протянутую руку. — Чрезвычайно приятно с вами познакомиться, я читал ваши работы по злакам и был немало удивлён, что в России подобные исследования находятся на таком высоком уровне. Даже высочайшем, я бы сказал. Не мог этого предположить. Мои поздравления! — Сева тоже улыбнулся в ответ и слегка покраснел, не зная, что сказать. Но всё же ответил:

— К сожалению, у нас не так хорошо обстоят дела с препаратами. Мы могли бы продвигаться значительно быстрее, если бы не сталкивались с трудностями… скорее технического плана, чем научного.

— Да? — искренне удивился Хоффман. — То есть с идеями всё в порядке? — Он улыбнулся. — С пробирками заминка? Не хватает мощности лабораторий? Подводит финансирование исследований? А вы не пробовали подать на грант? В вашем случае, уверен, вопрос был бы решён довольно быстро. Исследования, которыми вы занимаетесь, вещь чрезвычайно важная для любой экономики, особенно для сельского хозяйства. Затраты окупятся многократно и очень быстро. Не было у вас такого опыта?

Сева замялся:

— К сожалению, не я ведаю подобными делами. Дальше лаборатории не хожу… — В это время к ним подошёл Спиркин, и Сева представил шефа Хоффману. Боб так же обворожительно улыбнулся и выдал:

— А вы пригласите меня в ваш институт, на стажировку, в лабораторию Штерингаса. Вот вместе и займёмся выбиванием гранта для ваших исследований. Заодно подучусь немного у вашего сотрудника, как дактилоскопировать хромосомы с помощью его красителей. Вы не против?

Разговор тот получился больше шутливым, нежели носил характер практического свойства, но Спиркину запомнился. И в итоге сыграл свою роль. Но это было уже потом, когда они вернулись в Москву и академик серьёзно начал обмозговывать идею того, как неплохо было бы на самом деле вытащить из капиталистов денежный грант с помощью Штерингаса и этого доброхота-англичанина, имеющего, по всей вероятности, нужные связи.

А потом была среда, и Штерингас, предупредив Спиркина, на конференции отсутствовал в связи с похоронами сэра Мэттью Харпера, родственника тех самых сестёр из аэропорта, знакомых его знакомых. Перепроверять информацию о похоронах академик не стал, хотя и дёрнулся поначалу. Представил себе, не дай бог, чего случится нехорошего с молодым талантом в чужой стране. Но все же, подумал, не стоит нервничать, не имеет смысла, потому что правда слов Всеволода подтверждалась и другими источниками. Почти все лондонские газеты написали о предстоящих похоронах и о той неоценимой роли, которую сыграл старик Мэттью на посту председателя «Harper Foundation».