Грэм Свифт - Свет дня

И напоминает ее, какой она была, каким было ее лицо в те недели, месяцы, когда она еще не понимала, что я не отступлюсь. Ее лицо, но в лице пустота. Лицо без лица. Пока однажды…

Несколько посещений. Я чуть ли не обосновался здесь, в четырнадцатом номере: моя база. Мой второй дом. Соседи пялились. Мне не было до них дела. Агент, доверенное лицо с соответствующими инструкциями.

Потом настал день, когда я запер дверь в последний раз. Все, больше мне туда нельзя.

Еду медленно, как будто патрулирую улицу. Или задумал недоброе. Если кто выглянет сейчас и увидит меня, вспомнит или нет? Догадается?

Десятый, двенадцатый… Вот он. В нем живут, конечно. В окнах свет. Ну, и что они сегодня чувствуют? Дрожь, морозец? Или пожимают плечами? А может быть, и не знают даже? Вполне возможно, тут уже другие, не те, которым продал Николс. Их фамилия была Робинсоны. Может, их уже тут и нет. И вся улица дружно молчит. Есть вещи, которых лучше не знать. Взять, к примеру, Кристину, сходящую с самолета в Женеве…

Тс-с, не надо про это говорить. Пусть сами поинтересуются. Их проблема (если это проблема). Зачем ворошить старое? Пусть все идет своим чередом, как будто этого не было. Вот-вот, не было. Хорошая, благополучная улица — такого здесь и быть не может.

Когда мы с Рейчел купили дом, наш первый приличный дом (на Фэрэйкр-роуд), я примечал, помню, эти взгляды, мимолетные взгляды соседей. Среди улыбок и избитых шуток. Напрашивается, казалось бы, мысль, что так будет безопаснее — свой блюститель порядка под боком. Плюс я уже был детективом-инспектором. Гражданская одежда, костюм, галстук — в точности как они. Не знаешь — не догадаешься. Но шел семьдесят восьмой год. Кто тогда любил полицейских? Конечно, дело было не во мне лично, не в Джордже Уэббе, не в Джордже и Рейчел Уэбб с дочерью Элен, поселившихся в доме двадцать девять, а в том, к чему я прикасался на службе. Что приносил с собой, на себе. Вот этого нам не надо! Здесь как-никак Фэрэйкр-роуд!

Отсюда до Каллаган-эстейт по меньшей мере миллион миль. На самом деле и десяти нет. Но миллион! В этом вся штука.

А эту… беженку мы тоже не хотели тут видеть. И разве не были правы?

Останавливаюсь напротив. Может, они и знать ничего не знают. Не рассказать ли? Стук в дверь. Я должен вам сообщить… В полиции приходилось такое делать. Кому-то приходится. Никто этому особенно не учит. Вестники беды.

Кстати, в тот вечер так могло случиться. Не ключ в замке. Машина, но не его, а полицейская. И не ключ, а стук.

Выключаю мотор, фары, сижу. Знакомая ситуация. Как будто работаю, высматриваю кого-то — всегда готовый, если что, скользнуть вниз, под приборный щиток. Комфорта никакого, достоинства никакого, но что делать — работа.

Хотя сейчас, конечно, высматривать некого и нечего. Можно подумать, что-то должно случиться только потому, что сегодня годовщина.

Но сижу, дежурю.

Я видел, как он повернул к дому. За ним не поехал, но смотрел на него с конца улицы. Он повернул в разрыв живой изгороди, между двумя квадратными кирпичными столбиками. В каждый вделан маленький фонарь, похожий на стеклышко, которое надо разбить при пожаре. Как и сейчас, тогда они горели. Приглашали его. Я видел, как его красные задние фары скользнули между двумя белыми огоньками. Потом я развернулся и уехал.

Сижу в темноте. Черный вкус. Я знал, что он явится.

Точно могу сказать, о чем никто на этой улице сегодня не думает. Где сейчас Сара Нэш?

Под фонарем на травяном бордюре — начатки инея, от которого к утру окоченеет вся зелень. Подернется жестким белым налетом.

В ночные дежурства, топая по своему маршруту или медленно курсируя в патрульной машине, я воображал, грезил, будто один на свете несу вахту. Можно подумать, я лично уложил весь мир спать и, если не я, он не увидит нового дня. Нелепость.

Бесчисленные дома, караваны домов, с трудом бредущих сквозь ночь. И надо же — утром все они на месте. Только благодаря мне.

Дома, дома. Ночной сторож — вот я кто. Поднять все эти крыши, точно крышки, — и что увидишь? В целом? Больше беды и ненависти, чем ты мог вообразить? Или больше тайного счастья, больше доброты и милосердия, чем можно себе представить?

Однако же этого нельзя сделать. Поэтому как узнать? И впрямь поднять крышу и заглянуть внутрь. Если ты не в полиции, другого способа нет.

Если в ней — «Откройте, полиция!»

Я, я во всем виноват. Я мог его остановить, мог вмешаться, у меня были для этого все возможности. В аэропорту, на автостоянке. Около дома в Фулеме.