Владимир Орлов - Лягушки

— Хорошо. Вспомнил. Это — которая всех порвёт, — сказал Ковригин. — Два дня назад разговаривал с Натальей о ней. Свиридова сомневается в степени родства с ней. Если только на каком-то восемнадцатом барбарисовом киселе.

— Старуха, — поморщилась Ирина. — Склероз.

— Ей тридцать четыре. И она выглядит моложе вас, — сказал Ковригин. — Но не это важно. Твоя подруга, дарлинг Тони, приезжала не к нам на дачу. Она приезжала к тебе на дачу. Кстати, вы всё там успели сломать, снести? И порвать?

— Успокойся, Саша, — сказала Антонина, — всё на месте, ничего не тронуто. Мы произвели расчёты и поняли: денег у нас не будет. Такое время, сам знаешь. Так что, племянники твои никаких комнат на природе не получат.

— Да эти племянники для него на восемнадцатом барбарисовом киселе! — не выдержала Ирина.

— Ира помогала мне расчёты производить и проект нового дома готова была сделать или хотя бы выбрать из серийных, тебе бы, Саша, спасибо ей сказать, а ты на неё дуешься…

— Меня не интересуют её расчеты и просчёты, — заявил Ковригин. — Меня интересует, что делает эта особа в моей квартире. Что же касается твоего вопроса, оставлю ли я ночевать здесь манчжурскую замарашку, то да, оставлю. Если она этого пожелает…

А ведь еще полчаса назад надеялся на то, что путешественница сама потребует поселить её в приличной гостинице, мышами и крысами был даже готов её запугать.

— Ира здесь со мной, — нервно сказала Антонина, губы её дрожали. — Она чувствует, что мне плохо. Я в панике после твоего побега… после твоего спешного отъезда с дачи… А сейчас выходит, что ты в раздражении из-за моего присутствия в твоем жилище… Будто я взломщица… Это обидно…

Она, похоже, готова была разреветься.

— А зачем ты здесь? — спросил Ковригин.

— Ты не забыл? Я твоя сестра. Меня зовут Антонина Андреевна Ковригина.

— Не забыл, — сказал Ковригин. — Ну, и зачем ты здесь?

— Не утонула ли ваша Беатрис Элеонора Хым? — поинтересовалась подруга Ирина, — Что-то она долго умывается…

— Сходите, посмотрите в ванной, не утонула ли она, если это вас так беспокоит, — сказал Ковригин. — Но дорога-то у нас была действительно трудная и пыльная, сразу и не приведёшь себя в порядок.

— Возможно, — сказала девушка, художник при поворотах и прыжках конкурных лошадей. — Возможно. И такое случается.

— Я думаю, что она не утонула, — сказал Ковригин. — Сейчас она и появится.

— Ты ради неё и ездил куда-то? — спросила Антонина.

— Да, — сказал Ковригин. — Ради неё.

— А зачем?

— Я на ней женюсь.

— Интересно-то как! — Антонина рассмеялась нервно. — И давно ты с ней знаком?

— Полагаю, что века четыре, — сказал Ковригин.

— Тут и удивляться нечему, дарлинг Тони, — развеселилась подруга Ирина. — Джентльмен, знакомый с девушкой четыре века, в конце концов обязан на ней жениться.

При этом она многозначительно взглянула на дарлинг Тони и будто бы была готова пальцем покрутить возле виска.

— У вас, подруга Ирина, — сказал Ковригин, — случайно нет в гардеробе чёрной вуали?

— Случайно есть. При одной из моих шляпок, — сказала дизайнерша. — А почему вдруг вас заинтересовала сейчас чёрная вуаль?

— Она была бы вам к лицу, — сказал Ковригин. — А португальским языком вы владеете?

— Нет, — растерянно произнесла Ирина и снова со значением взглянула на Антонину: что это с братцем-то твоим?

— А жаль, — будто бы опечалился Ковригин.

— Погодите, — сказала Антонина. — Ты решил жениться и будешь прописывать жену здесь?

— Естественно. Если она этого захочет, — сказал Ковригин. — Она — приезжая, и жилья у неё в Москве нет.

— Но… — начала Антонина и сразу замолчала, словно бы заблудившись в своих соображениях.

— А что это тебя так волнует? — нервно сказал Ковригин. — Какие возникли в тебе опасения? Или — какое ты имеешь право на какие-либо опасения в нынешнем случае?

— Я твоя сестра, — сказала Антонина. — А ты уже успел наделать столько глупостей…

— Знаешь что! — рассердился Ковригин. — У нас тут товарищеский суд, что ли? Тогда и тебе я сейчас предъявлю претензии!

"Боже мой! — ужаснулся себе Ковригин. — До базарной склоки дошло!"

— Мне можно войти? — было услышано.

Трое в комнате вынуждены были взглянуть в сторону дверного проёма. Там стояла Хмелёва.

И она была вовсе не смиренная китаянка.

Смыла грим, убрала раскосость глаз, пышные волосы её, нынче светлые ("Наверное, уже и в Синежтуре поутру они были светлыми, — соображал Ковригин, — как только не смяла их в дороге тугая косынка? Впрочем, чему удивляться — профессия…"), опали на плечи. Ковригин предполагал, что Хмелёва последует его совету и достанет из бельевого шкафчика свежий халат. Но нет. Хмелёва вернулась в гусарском костюме из красного бархата, лишь вместо сапожек со шпорами были на ней туфли на каблуках в десять сантиметров, но и они с костюмом сочетались.