Стив Сем-Сандберг - Отдайте мне ваших детей!

Но получил ли Замстаг оружие, купил его или украл — не имело никакого значения. Важно было то, что оно теперь перешло в его, Адама, владение.

Вернера Замстага он тоже получил в свое владение.

Адам разом понял две вещи.

Если оставить труп здесь, то есть шанс, что его, Адама, не найдут. Собаки, оказавшись в доме, немедленно учуют мертвое тело. А немцы озаботятся тем, чтобы вытащить труп и закопать или сжечь его. Есть надежда, что после этого они потеряют интерес к Зеленому дому.

Сидя на кухне бывшего приюта, в быстро бледнеющем свете, падавшем из окон, Адам решил перебраться к Замстагу, встретившему здесь свой конец. Пусть Замстаг и дальше лежит в директорском кабинете Зеленого дома. Сам он может пожить в подвале.

Они пришли всего через несколько дней после того, как Адам обосновался в Зеленом доме. С собаками, как он и опасался. Его поразило только, как рано они пришли — он еще не успел проснуться, а просыпался он всегда задолго до рассвета. Он услышал скрежет и шарканье сапог по доскам пола наверху. Голоса, зовущие кого-то. Тяжелые шлепки, как будто бы что-то волокут и переворачивают. Кто-то ругается себе под нос по-немецки.

Он умолял Лиду не поднимать шума.

Уже входя в Зеленый дом, Адам понял: Лида не потерпит его. А найденное здесь тело Замстага только ухудшило дело.

Весь день ему было неспокойно, а вечером она набросилась на него. Он стоял на коленях в бывшей кухне Зеленого дома и шарил в шкафу с кастрюлями. Упали сумерки, темнота подступила к светлым столешницам, и Адам видел только преграждающие путь руки со скрюченными пальцами, словно Лида хотела выцарапать брату глаза. Лицо так и осталось стеклянным, губы и щеки застыли в выражении, которое больше ничего не выражало, а было только невыносимой маской, гримасой. Адаму удалось заползти под стол и опрокинуть его перед собой на манер щита.

Адам не понимал, откуда в Лиде эта ярость. Он никогда не сталкивался с ее ненавистью, пока сестра была жива. Отчего она так изменилась, перейдя границу мира мертвых, если такая граница еще существует?

Он умоляет сестру не выдавать его и двигается сдержанно и плавно, чтобы не пробудить в ней гнева.

Теперь немцы прямо над ним.

Собаки лают и скулят, скребут когтями по дереву люка.

Он слышит, как топают по кругу сапоги.

Вероятно, пришедшие ищут кольцо, чтобы поднять люк.

Лида сидит внутри своего стеклянного лица, сдерживая дыхание, как брат.

Люк со скрипом открывается прямо над головой. Блуждающий луч карманного фонарика выхватывает из темноты голые каменные стены — и Адам в первый раз видит венозный рисунок трещин на них.

Вдруг позади резкого свечения слышится голос: «Franz! Komm zu mir hoch!» — и астматически пыхтящую собаку, сунувшую было морду в подвал, утаскивают, дернув за поводок, крышка люка падает на место с тяжелым грохотом, окутывая его облаком опилок и старой угольной пыли. В темноте они с Лидой снова становятся телами, не имеющими веса, не занимающими никакого объема.

Немцы наверху еще какое-то время беспорядочно грохочут по полу. Он слышит, как скрипит дерево под тяжестью медленных, растянутых шагов. Видимо, немцы спускаются с лестницы, неся мертвое тело. Потом они вдруг оказываются перед зданием. Снова взрыв голосов, который быстро стирают ветер или расстояние. Ему смутно кажется, что он слышит острый звон лопат. Неужели они собираются зарыть Замстага здесь? Хорошо это для него, Адама, или плохо? Сможет ли он дальше здесь жить? Способны ли мертвецы слышать?

С этого дня он всегда носит оружие с собой, засунув его за пояс Фельдмановых штанов. Штаны так широки, что стоит Адаму сделать резкое движение, как пистолет соскальзывает в промежность. С оружием он далеко не убежит. Но ему нравится, что пистолет при нем, нравится время от времени доставать и рассматривать его.

Надо же! Еврей с оружием.

Время от времени он делает вид, что наводит дуло на голову кого-нибудь из немцев, для которых танцует Лида. Глотни-ка своего лекарства! — говорит он и приставляет безвредное дуло к стене, к стволу дерева, к тому, что попадется под руку. Но настоящие слова не хотят появляться. В своих фантазиях он направляет дуло пистолета немцу в висок, но когда он пускает воображаемую пулю, дуло отказывается взрываться порохом, дымом и кровью. Чего-то не хватает.

Стало заметно холоднее.

Сырость поднимается от земли.

По ту сторону улицы Мярки, где у председателя был летний дом и где некогда дежурили охранники-зондеровцы, полыхают дуб и клен. Клен горит светлым пламенем на фоне глухой бурой ржавчины дуба; после туманных или дождливых дней листья блестят от влаги и окантованы легкой серебряной цепочкой после ясных морозных ночей.