Стив Сем-Сандберг - Отдайте мне ваших детей!

Она аккуратно вписывала все имена и названия в выданные ей регистрационные карточки.

Трудность заключалась в том, что не все названия удавалось классифицировать как названия книг. Что, например, ей делать с домашними приходно-расходными книгами — а их были сотни, — простыми клеенчатыми тетрадями, в которых матери семейств отмечали сумму каждой покупки и вели подсчеты?

Александр Гликсман приходил и уходил, но так тихо и молчаливо, что она едва замечала его. Она отрывала глаза от того, что держала в руках, — а в подвале уже никого не было; потом снова поднимала голову — и он опять стоял рядом, глядя на нее большими глазами, которые, казалось, становились тем больше, чем дольше он смотрел. Иногда он приносил что-нибудь поесть помимо ежедневного обеденного супа — кусок хлеба с тонким слоем маргарина или тонко нарезанную редиску. Случалось, что они ели вместе, и она как-то спросила: зачем каждый раз непременно пользоваться отдельным входом, приходить и уходить незамеченными?

Она ожидала, что ответ будет уклончивым, но Гликсман ответил на удивление прямо. «Архив — сердце гетто», — сказал он. Работу здесь получают лишь те, у кого есть высокие покровители, чего не скажешь о Вере. Выплыви наружу тот факт, что она попала сюда не «обычным путем», кто-нибудь вполне мог бы тоже предъявить претензию на эту должность (при том, что начальник архива господин Нефталин, безусловно, в курсе, что она работает здесь). К тому же в ее случае имеют место особые обстоятельства, добавил он и сделал легкое неуклюжее движение, словно желая положить обе ее ноющие руки на колени. Но говорить это было не обязательно. Все знали, как опасно теперь приютить или взять на работу человека, на котором поставили клеймо нетрудоспособного.

Иногда господин Гликсман все же выводил ее «на волю». После долгих дней, проведенных в темном тесном подвале, большой архивный зал на втором этаже казался Вере чудесно светлым и просторным. Посреди зала стояла большая печка с железной трубой, выходившей по потолку в одно из широких окон. Должно быть, у печки было тепло — сотрудники архива работали перед ней в одних блузках и рубашках. В зале было пять больших вращающихся картотек. Они стояли в ряд, будто вертикальные восьмиугольные лотерейные барабаны с окошечками по бокам, открывавшимися наружу, как дверцы шкафа. В картотечных барабанах находились регистрационные карты всех жителей гетто, рассортированные частично в алфавитном порядке, по фамилиям, частично — по месту проживания. Картотеки закрывались и опечатывались каждый вечер; говорили, что кроме председателя ключ имеется только у адвоката Нефталина, начальника архивного отдела. И адвокат Нефталин торжественно отпирал их каждое утро. За длинными рабочими столами вокруг вращающихся с беспрестанным дребезжанием картотек служащие архива сортировали копии писем и протоколы по конвертам и коричневым архивным папкам.

Четыре окна архивного зала выходили на костел Св. Марии и мост над Хохенштайнерштрассе. С каждым днем свет солнца, встающего за мостом и двойными башнями костела, ложился все дальше на пол архивного зала, и маркизы на окнах опускали все ниже, пока весь зал не погружался в странную темно-серую, почти нереальную полутень. Но по утрам и вечерам маркизы бывали подняты, и границы между большим залом с его архивными барабанами и площадью с ее высоким деревянным мостом растворялись снова. Люди, поднимавшиеся и спускавшиеся по мосту, проходили иногда так близко, что казалось, будто они направляются прямиком в архивный зал.

№ 1: Рабочий ФРИДЛЕНДЕР, ДАВИД (16 лет) приговорен к четырем месяцам тюрьмы за кражу картофеля. Вещественные доказательства: три картофелины, предназначенные для Кухни № 9 (Марысинская), незаконно находившиеся в брючном кармане подсудимого.

№ 2: Ученица портного КАН, ЛЮБА (19 лет) приговорена к трем месяцам тюрьмы за кражу катушек и ниток для штопки на общую сумму 45 геттомарок. Катушки и штопка обнаружены при обыске незаконно зашитыми в туфли подсудимой.

— Он построен на века — дворец председателя, — говорит Алекс и показывает ей копию судебного протокола, которую собирается положить в одну из коричневых архивных папок.

Решение суда недельной давности излагается на двух отпечатанных под копирку страницах; общим счетом 19 объявленных приговоров по делам — от кражи и ограблений до попытки растраты. Алекс так взволнован, что у него дрожат руки: