Лидия Ульянова - Здесь и сейчас

— Он может встретиться с тобой в субботу или в воскресенье, нужно только позвонить ему. У меня есть номер его мобильного.

Мой ребенок так растрогал доктора, что тот дал номер частного телефона?

— А где он принимает? В клинике или у него кабинет? Как фамилия твоего чудесного врача, возможно, я его знаю?

— Нет, мам, ты его не знаешь, он не из клиники. — Оливер заметно смутился. — Ты понимаешь, он… он не совсем врач. Ну то есть он врач, конечно… почти.

Ветеринар, что ли? С представителями этой профессии я действительно не знакома. Так, вот все и становится на свои места. Я вдруг почувствовала разочарование. И как удалось хитрюшке Оли за несколько минут убедить меня в реальном существовании чудодейственного доктора? И как я повелась? Или сейчас выяснится, что протеже сына — гадалка со стажем.

Я постаралась не дать воли эмоциям.

— А кто же он? — Надо отдать мне должное, голос прозвучал беззаботно и жизнеутверждающе.

— Он Курт, брат Агнет. Он учится на доктора в Бремене, он каждые выходные приезжает домой.

Так, студенты меня еще не смотрели. А, нет, вру, меня смотрели и студенты.

— Мам, ты только не говори сразу нет. Курт, он совсем взрослый, он хороший и очень веселый. И еще он очень красивый. Он всем нравится и тебе тоже понравится. — Оли затараторил, словно трещетка, только бы не дать мне возможности вставить слово: — Он водил нас с Агнет в зоопарк и, знаешь, он так много знает про животных! Мам, он так смешно моржа передразнивает! Ты его попроси, он тебе покажет…

Я все-таки не выдержала и расхохоталась, представив, как прихожу к врачу и прошу того показать мне моржа. Оли расценил мой смех по-своему.

— Я знал, что ты согласишься! — обрадованно завопил он на весь дом. — Агнет сказала, что ты не согласишься, а я знал, знал! Ты ведь у меня самая лучшая на свете! Ты все всегда понимаешь! Ну… почти все…

И что остается делать после такого признания твоих заслуг?

Ребенок ведь старался, нельзя не отметить. Он думал обо мне и о том, как мне помочь. Правда, в проблему оказались посвящены совершенно посторонние люди, дети — Агнет и неведомый мне Курт, — но все равно. Все равно, имею ли я право отказаться от чистой и бескорыстной заботы? Я могу сейчас отмахнуться, указать Оливеру на его место во взрослой жизни, но кто из нас выиграет от этого? Точно не я и точно не Оли. Не зря же я двенадцать лет борюсь за доверие сына. Я, в самом крайнем случае, могу просто познакомиться с этим Куртом, от которого в восторге мой сын, и составить о нем собственное представление. Это нелишне. Между прочим, среди студентов попадаются умненькие, ведь учат же их чему-то. С Куртом можно будет просто побеседовать, а то я обычно теряюсь в общении с докторами, половину мучающих меня вопросов забываю задать. А когда вспоминаю, то уже бывает поздно, консультация окончена.

Сын воспользовался моей задумчивостью и моим молчанием, принялся активно убеждать:

— Курт уже скоро получит диплом доктора, а сейчас он изучает гипноз. Курт говорит, что гипноз — страшная сила, с его помощью можно чего хочешь узнать…

— Что, — машинально поправила я, — надо говорить «что хочешь».

За чистоту языка я тоже борюсь. Ужас, если задуматься, то вся моя жизнь — борьба: за доверие, чистоту языка, опрятность жилища, финансовое благополучие. Борьба с постоянно разрастающимися во дворе кустами; курящим Гюнтером; гадящим Профессором; с Эрикой, регулярно пытающейся меня протестировать и подогнать под таблицу с ответами; с больничной кассой, не желающей возмещать расходы на лечение; с китайским знахарем Минном Ли, рассчитывающим до конца жизни поить меня микстурами за мои же денежки; с оптовыми книжными базами; с зонтом, вырываемым ветром из рук; с заржавевшим замком на дверях гаража; с пятнами на одежде; с падающими на пол бутербродами; песком с ботинок; жеваными жевательными резинками; сквозняками; снами; пробуждениями; опозданиями; появляющимися морщинками; немытыми руками Оливера; грязью в машине… Да надо ли все перечислять? Неудивительно, что после этого я отказываюсь бороться с глобалистами, антиглобалистами, экономическим кризисом, ухудшающейся экологией, неонацистами, выделением нашего города в отдельную землю Бремерхафен, живущими на социальное пособие и прочей ерундой.

— Ну да, что хочешь, — послушно поправился сын. — Так вот, Курт говорит, что может сделать тебе гипноз, и ты не будешь больше видеть сны, никогда-никогда. Он как-то это назвал, но я забыл.