Дэвид Макнил - Рок-н-ролл

Итак, вот я сижу, единственный пассажир первого класса, в гигантской глотке самолета, вылетающего рейсом в Монреаль, где мне якобы предстоит пройти курс терапии в черт знает какой клинике. Весь прокуренный и проспиртованный, я уже довольно давно ничего не писал. Казалось, весь город начиная с семи вечера старался избегать меня, но главное, моя киска тоже понемногу отдалялась, уходила куда-то каждый вечер, причем все позже и позже. Наконец несколько дней назад после очередного путешествия по барам я в сердцах пригрозил ей, что, если она только выйдет за дверь, я сожгу все ее вещи. Она все-таки ушла. Тогда в гневе я повыбрасывал в окно все ее атласные, бархатные, кружевные штучки и, соорудив из них огромную кучу, облил скипидаром, поджег, спокойно уселся на садовой скамейке и смотрел, как полыхают три кубических метра дамских радостей, думая при этом, что вот, дескать, так и развеялись как дым — в прямом смысле слова — по крайней мере десять модных дефиле лето-осень-зима в магазине «Прентан». От костра довольно быстро стало ужасно вонять паленой свиньей, конечно, из-за замши и меховых воротников. Поскольку запах был почти как от плохо ощипанного цыпленка, как его любят жарить на Ямайке, под небом, оранжевым от пылающих костров и потому так похожим на лондонское небо, я закрыл глаза и перенесся далеко от всех своих нынешних неприятностей на маленький клочок земли на Карибах, в Портобелло, где жила Сэнди, маленькая стриптизерша с пряничного цвета кожей, с которой я провел самые прекрасные из своих тысяча и одной ночи. Она появилась на свет в Кингстоне, а вся ее семья жила в Англии, где отец занимался ремонтом автомобилей, причем деталями на замену он запасался, снимая их по ночам с других машин в Ист-Энде, на другом конце города. Мы вдвадцатером забивались в просторные стойла бывшей конюшни, которая никому не была нужна, потому что эти антильские конюшни наводили ужас на англичан, явно предпочитавших коттеджи в Брикстоне. Затем благодаря фотографам и антикварам Портобелло сделался довольно-таки модным местечком — там вновь понемногу стали появляться люди, все отремонтировали, и цены взлетели до небес. Все устаканилось: черные и метисы уехали в Брикстон, где по двадцать человек набились в английские коттеджи, отчего те пришли в полный упадок, и ни у кого не было средств их содержать. Там без труда можно было снять небольшой домик, а если повезет, то вместе с двором. На этих нескольких квадратных метрах между кирпичной стеной и изгородью, под старым виадуком надземного метро, помещались все наши мотоциклы, шины и всякие железяки. В ожидании «равноценной замены» мы заимствовали автомобильные кресла от «ягуаров» или «американок», сиденья от «воксхоллов», самые продавленные, но в то же время и самые удобные, затем на сорок пять оборотов запускали проигрыватель, старый аппарат, который через трансформатор можно было подключить к прикуривателю. И танцевали под одуряющие басы мелодий блю-бит, которые впоследствии подарят свои синкопы музыке в стиле регги. Пили странный пунш и курили бог знает что. За неимением маракасов [1] Маракас — южноамериканский музыкальный инструмент. — Здесь и далее примечания переводчика. трясли огромными тыквами, купленными на итальянском рынке возле моста. Двоюродные братья Сэнди прокаливали своих птичек на разрезанных надвое канистрах из-под бензина. Цыплята это или голуби, пойманные прямо на крыше, узнать было невозможно, но пахло отвратительно, так что я ел только рис по-креольски и красную фасоль, пряча жареную тушку под капустный лист. Когда все отправлялись спать, ошалевшие от странного пунша и выкуренного «бог знает что», я тушил костер и тоже засыпал с пятью футами шестью дюймами гладкой и нежной лакрицы, свернувшейся калачиком в моих руках, и слыша, как шуршат первые автобусы.

Пошел дождь, и от моего сдобренного скипидаром костра внезапно повалил густой дым. О том, чтобы потушить огонь, и речи не было: куча была еще в целый метр высотой. Никакой угрозы окружающим! Но глупые — или завидующие моему саду — соседи пожаловались. Сначала вежливо, затем, не получив ответа, вызвали полицию, и это резко вывело меня из оцепенения. Тогда я сказал:

— Все в порядке, это я сосиски жарю!

— Огонь слишком большой, чтобы жарить сосиски!

Я ответил, желая приободрить сам себя:

— Это очень большие сосиски…

Ответ не понравился.