Дэвид Макнил - Рок-н-ролл

Я не слишком-то спешу приступать к своей так называемой стажировке. Но Чарли, который является моим поручителем у доктора Клоссона, не может завтра опаздывать в Труа-Ривьер: люди с самой зимы забронировали там места, купили билеты, наняли молодых людей, которым доверено эти билеты рвать, взяли напрокат униформу в костюмерном отделе «Радио Канада». Это такие куртки с обшитыми шнуром петлицами, какие когда-то носили дежурные по арене в цирке «Медрано». Я бы предпочел отправиться туда вместе с ним, тем более что все говорят, будто девушки в Труа-Ривьер очень гостеприимны, ну, может, не такие, как квебекские. Ни одна девушка в мире не может сравниться по гостеприимству с квебекской. Мне почему-то показалось, хотя, возможно, я и ошибаюсь, что меня не слишком горят желанием приглашать в подобную экспедицию. Из-за конной полиции, «Отдыха путника» и прочих бодег, которые я не премину навестить по дороге. Конечно, мы боимся, что за кулисами я не буду выпускать из рук бутылку, что буду падать на лестницах, которые ведут в артистические уборные; запускать свои потные ручонки под юбки хористкам; наору на пожарных, чтобы отомстить тем, из-за которых, собственно, я здесь и оказался; что выскочу на сцену между двух песен, схвачу микрофон и запою «Sixteen tons». Когда меня прогонят за кулисы со стороны сада, вернусь со стороны двора, чтобы закончить свою песню, а в конце концов меня свяжут стражи порядка и я буду лежать, привязанный к кровати, в каком-нибудь местном Шарантоне.

Я знаю, что завтра напрасно стану протестовать, обещать воздержание, клясться головами всех, кто мне дорог. На этот раз я вполне созрел для Центра. «Бирибилис-Шербрук», «Кайенн-ан-Мон-Руаяль», «Сен-Сен-сюр-Сен-Лоран», какая разница, как может называться это местечко! Там меня ждут, думаю, уже приготовили кровать, поставили на умывальник новый кувшин, на стул розового дерева положили махровые тапочки с вышитым названием клиники. Кроме этого стула из мебели там только ночной столик, на котором меня уже уверенно ждет Библия. Так что хочешь не хочешь, придется мне туда отправляться. Ну что ж, тем хуже для Труа-Ривьер и его санитарок. По крайней мере, так мне удастся избежать смирительной рубашки и кровати какой-нибудь провинциальной психушки. И кстати сказать, петь «Sixteen tons» я вообще-то не умею.

Мы подъезжаем к дому, стоящему среди деревьев. Это деревянный фахверковый дом с покатой крышей, одно большое окно выходит на озеро Эко, очаровательное озерцо с темной спокойной водой, если не считать водоворотов вокруг запруд, построенных бобрами. Кроме их построек, никаких других не видно. Место и в самом деле уединенное. Всякие птицы и дикие животные производят странные звуки, никаких водных видов спорта и моторных катеров, только лодки, утки, плот, с которого ловят спиннингом crapets-soleil. Этих отвратительных костистых рыбешек едят, пожалуй, одни вьетнамцы. Никаких автомобильных шин, как везде, никаких велосипедных рам. Как-то я наведывался сюда январским утром. Тогда озера как будто и не существовало: все было покрыто льдом и снегом. Я даже не представлял себе, как здесь может быть красиво летом. Блондиночка моего приятеля поджидает нас с холодным чаем и тонкими блинами с черникой. Блондиночками здесь вообще называют любовниц, так что бывают блондиночки, которые брюнетки, и блондиночки рыжие. Логически рассуждая, могут быть и лысые. Но если Лола и является брюнеткой, оставаясь при этом его блондиночкой, лысой ее, во всяком случае, назвать нельзя, тут мы с Чарли солидарны. Я открываю свою флягу кленового сиропа, а бутылку «Мерсо» прячу в боковой карман чемодана: что-то не похоже, чтобы здесь предложили пиво, как было обещано. И точно. Когда я, захваченный новым приступом тошноты, все-таки намекаю, мне отказывают. Чарли слабо настаивает, а я бегу в ванную, где чуть не отдаю богу душу.

— Уведи его! — кричит Лола. — Быстрее! Не хватало еще, чтобы он у меня в доме умер!

Фраза жестокая, означает фактически следующее: «Пусть идет подыхать куда-нибудь в другое место». Когда через перегородку я слышу, что речь идет о том, чтобы вызвать «скорую», то выпрыгиваю из окна ванной, хватаю свой багаж, оставшийся при входе, и бегу по дороге, огибающей озеро. Я пробегаю мимо домов на берегу. В одном из них погибла дюжина членов секты «Храм солнца», некое дьявольское семейство, в котором объединились поразительно легковерные адепты. Они устраивали здесь шабаши, окружая все это дело декорациями, которые не испугали бы и двухлетнего ребенка. Однажды компания в полном составе принесла себя в жертву огню, и, если я не ошибаюсь, из всей этой дьявольской банды остался только какой-то бывший дирижер из Монтре, который с тех самых пор упорно молчал.