Крис Клив - Поджигатели

На Теренсе Бутчере была гражданская одежда, но это никого не обмануло. На нем были такие голубые джинсы и заправленная в них светло-зеленая рубашка поло и светло-коричневые ботинки «Тимберленд». К ремню у него был пристегнут мобильник, как делают только полицейские или папаши. На мне была коричневая юбка, белая блузка и туфли «Кларк». Когда мы вошли, там было довольно тихо. Его наполовину занимали посетители, но они не могли сравниться с той толпой, которая собралась бы там в пятничный вечер, не будь комендантского часа. Бармен подмигнул нам и сказал, добрый вечер, офицеры.

Смейся, Усама, если хочешь, но я видела твои фотографии, и не похоже, чтобы ты чувствовал моду. Мешковатые белые штаны, камуфляжная куртка, электронные часы и лохматая борода. Думаешь, так и надо, да? Ты прямо как из Хокстона.

Мы выбрали столик в углу, и я села, а Теренс Бутчер пошел к стойке. Он задержался, потому что взял «Гиннесс». Понимаешь ли, в чем дело, «Гиннесс» наливают в два приема, и ты бы знал об этом, Усама, если бы чаще выходил по вечерам из дома. Пока я дожидалась Теренса Бутчера, я сидела и думала о сыне. Я вспоминала, как он мне помахал рукой на прощание, прижавшись носом к заднему окну «астры». Я смотрела в пол и, похоже, унеслась куда-то далеко, потому что когда Теренс Бутчер вернулся со стаканами, ему пришлось щелкнуть пальцами, чтобы заставить меня поднять глаза.

— Выше нос, подруга, — сказал он. — Такое может не повториться.

Он сел за стол напротив меня. Поставил «Гиннесс» перед собой, а мой стакан придвинул ко мне.

— А это тебе, — сказал он. — Будем здоровы. За лучшие времена.

Тогда я улыбнулась, но это была нервная улыбка. Если бы эта улыбка была ребенком, то он был бы из тех детей, которых показывают по телику на аппарате для диализа, с торчащими из них трубками. ХРАБРЫЙ МАЛЫШ КЕЛЛИ. Теренс Бутчер посмотрел на меня и отхлебнул пива.

— Как пиво, сэр?

Он откинулся на спинку стула и положил руки вокруг стакана. И нахмурился.

— Слушай, — сказал он, — никогда больше не называй меня сэром, когда мы не на работе. Если еще раз назовешь, я тебя переведу в транспортную полицию. Проведешь ближайшие пять лет, рассказывая жирным детям, что нельзя бросать пакеты из-под чипсов на Доклендской линии легкого метро. Если хорошо себя проявишь, тебя повысят до Дистриктской линии или Кольца. Лет через пятнадцать-двадцать, если будешь хорошо работать, тебя переведут с ночных смен и даже иногда будут разрешать подниматься на дневной свет на таких престижных верхних станциях, как «Ганнерзбери» и «Чизик-парк».

Я отпила джин-тоник, и он взорвался у меня в животе.

— Приговорена к подземелью. Так вот куда делась прошлая девица, с которой у тебя был роман?

Он ответил не сразу. Сначала выпил пива. Его глаза смотрели на меня поверх стакана, пока он пил. Он очень аккуратно поставил стакан и вытер белую пену с верхней губы. Зажег сигарету.

— Так вот что это? — сказал он. — Роман?

— Еще нет. Строго говоря.

Я сунула руки под стол, чтобы кончики моих пальцев касались кончиков его пальцев. Теренс Бутчер оглянулся, не смотрит ли кто-нибудь. Он опустил голову почти до стола, потом поднял ее и посмотрел на меня.

— А ты хочешь? — сказал он.

Я не ответила, я только просунула руки вперед, чтобы переплести пальцы с его пальцами. Он не убрал руки, но не взял в них мои, как мог бы.

— Так что? — сказал он.

— О господи, тебе обязательно во всем быть таким полицейским?

— Что? — сказал он. — Что ты имеешь в виду?

— У тебя все должно быть либо черным, либо белым, так ведь? В твоем мире у нас либо роман, либо нет.

— Верно, — сказал он. — Я хочу знать, что мы делаем. Жизнь и без того не простая штука, чтобы усложнять ее еще больше.

— Ты мне нравишься, Теренс Бутчер. Мне очень одиноко, и, по-моему, ты хороший человек и меня понимаешь.

Он ухмыльнулся.

— Отлично, — сказал он. — Так у нас роман.

Я пожала плечами. Иногда он был такой мальчишка.

— Ну ладно. Да. Или нет. Если подумать, то нет. Нет, у нас ничего не выйдет, понимаешь. Поверь мне, Теренс, тебе не надо иметь со мной ничего общего, ты не знаешь, в каком я состоянии.

Он покачал головой.

— С тобой все в порядке, — сказал он. — В тебе нет ничего такого, с чем бы не справилась пара стаканов.

Я крепко сжимала стакан и пыталась отключить голос моего сына, распевавшего: ПАРА СТАКАНОВ! ПАРА СТАКАНОВ! С МАМОЙ ВСЕ В ПОРЯДКЕ.

— Да, ты прав. Я в порядке.

— Вот и молодец, — сказал Теренс Бутчер.