Маргарита Зверева - Солнце внутри

– Ай! Пустите! – вскрикнул я как-то неестественно и вскинул голову.

На фоне живописного неба с полупрозрачными облачками надо мной нависало лицо мамы. И слабонервным на него лучше было не смотреть.

– Где. Ты. Был? – медленно процедила она сквозь зубы и стиснула мои плечи так, что теперь мое «Ай» получилось очень даже естественным.

– А папа? – взвизгнул я, тщетно пытаясь вывернуться.

– Что – папа? – держала меня мама мертвой хваткой.

– Папа, где был?

– Что ты имеешь в виду? – внезапно отпустила меня мама, и я сиганул с качелей так быстро, что еле устоял на поехавшей под ногами каменистой пыли.

Нешуточный страх обуял меня и очень некстати путал мысли в голове.

– Он… Я… – начал мычать я, оттягивая время.

Впредь я решил придумывать отмазки заранее и на надежном расстоянии, а не по ходу схватки.

– Ну так что? – крикнула мама, краснея по ту сторону качелей. – Отец твой весь район оббегал, обыскал, уже в полицию идти хотели! Ты где был, засранец?!

И тут у меня что-то щелкнуло и перезагрузилось. Животную панику как рукой сняло, а вместо нее всплыл совершенно спокойный план действий.

– А зачем он меня бегал искать, если я все время был там, где мы договорились встретиться? – спросил я, успокаивая свое дыхание.

– Что-о? – сдвинула мама брови и прищурилась.

– Ты же заметила, что папа выпил? – тряхнул я деловито головой.

Мама покраснела еще больше.

– А какое твое дело до…

– Он же встретил своего друга и выпил с ним! – перебил я ее и сам себе удивился. Никогда в жизни я еще не позволял себе перебивать родителей. Но язык мой несло, как корову по льду. – И сказал, чтобы я ждал его на площадке. А потом забыл про меня!

– Почему ты решил, что он про тебя забыл? – довольно робко спросила мама, видимо сама ошарашенная моей бойкостью.

– А как еще? – развел я руками. – Я качался тут, качался, лазил, лазил, потом уже сам пошел смотреть, где он, а его больше там не было! На лавочке. Только бутылки пустые…

– Но он же тебя искал! – как-то театрально взмахнула мама руками.

– Не знаю, – покачал я головой. – Я сразу вернулся сюда и ждал его. Ты мне сама говорила так делать, если я потерялся, помнишь? Ждать на том месте, где мы расстались. Ну я и решил ждать там, где мы договаривались. А его все нет и нет, нет и нет… У меня попа уже заболела от этих качелей!

Я слушал себя и поражался больше всего не тому, что я несу, а полному отсутствию угрызений совести по поводу своего вранья. Мама тем временем знатно сдулась и вышла из-за качелей.

– Ты хочешь сказать, что он забыл, о чем вы договорились? – бросила она на меня стыдливый взгляд.

Я многозначительно поднял брови и пожал плечами. Мол, сама догадайся. Мама задумчиво пожевала губы, угрюмо осмотрела местность и вздохнула.

– Ладно, пойдем домой, – махнула она мне, повернулась и устало пошла прочь.

Еще не совсем веря своему счастью, я молча посеменил за ней. Какого-то (вероятно, разоблачительного) разговора с отцом я не боялся совершенно, потому что прекрасно знал: под влиянием алкоголя он сам с большой готовностью ставил под сомнение свои действия. Этому его жизнь научить уже успела. А маму жизнь успела научить не верить решительно ничему, что говорилось отцом в таком состоянии. Так что я был спокоен, как удав, и безмятежен, как роющаяся в сене шиншилла.

Дома мы застали отца в полном смятении. Это выражалось в том, что сидел он перед черным экраном. Сперва я даже подумал, что он спит, но так как он дернул головой еще до того, как мама начала орать, он, по всей видимости, в некоторой степени бодрствовал. Мама, не разувшись, подлетела к дивану и стала выдавать фразу за фразой из слов, которые мне произносить было строго-настрого запрещено. Я стоял несколько поодаль и диву давался. Не маминым выражениям и не отцовским слишком уж ярко-красным и набухшим ушам, а неснятым босоножкам. В последний раз, когда мама ступила в квартиру в обуви, на плите горела забытая кастрюля. Одновременно мне припоминался случай, когда отец подавился и, кряхтя, валялся на ковре перед диваном. Тогда мама, не торопясь, села и стянула сапоги, перед тем как помочь беспомощно барахтающемуся супругу. Все это означало, что сейчас она была не просто зла, а зла той самой женской злостью, сравнимой с нещадным смерчем.

– Хоть раз! Еще хоть раз, скотина!! – заходилась мама, прекрасно понимая, что следующий раз непременно настанет, а она совершенно точно не воплотит своих страшных угроз.